- Но вы не считаете, что в результате сотрутся какие-то национальные черты?
- Если разумно жить человечеству, то ничего не сотрётся, и человечество будет чувствовать себя единым механизмом в этом колоссальном космосе. А если безумствовать, то всё сотрётся. С глобализацией или без.
- "При СССР был мощный идеологический пресс, однако таланты прорастали, даже инакомыслящие. Сегодня есть экономический пресс, но талантов нет. Есть успешные, модные. Почему так?"
- Я не думаю, что талантов нет. Талантливых людей много. Да, жесточайший экономический пресс существует. И как человек, который жил и там, и здесь, я даже могу сказать, что временами этот экономический пресс - более жёсткая машина, чем любой идеологический пресс, это я проверил на собственном опыте.
- "Создаётся впечатление, что мир становится более опасным и тревожным. Согласны ли вы с таким утверждением? Или же с развитием телевидения и Интернета на людей просто обрушился поток негативной информации, с которой мы не знаем что делать, потому что ещё не привыкли?"
- Я думаю, что есть основание для тревоги. И валить всё на Интернет и на телевидение не стоит, потому что глобальные процессы вселенских ужасов и катастроф существуют, от них не убежишь, не скроешься.
- "Как вы думаете, почему в нашей стране вместо искусства остаётся один гламур и никакого содержания? Почему так много насилия и криминала по телевидению, а всю культуру сместили на канал "Культура?"
- Потому что мы не знаем удержу - ни в хвале, ни в хуле. Когда у нас была мощная идеологическая надстройка, то мы её как-то преодолевали. Даже было какое-то единение всех нормальных, обыкновенных людей, которые хотели заниматься чем-то человеческим. А потом возникла ситуация "мы будем как все". А как это - как все, - мы на самом деле не знали. И поэтому взяли из этой так называемой рыночной экономики прежде всего самые смешные, безвкусные вещи. Оттуда и пошла эта немыслимая тотальная безвкусица. Может быть, она - самая угнетающая вещь, которая есть в нашей жизни. И в этой тотальной безвкусице появился гламур как новое человеческое образование, новая форма человеческого общежития. А они (безвкусица и гламур) повлекли за собой, соответственно, такие инфраструктурные подразделения, как тотальная безвкусная гламурная музыка, тотально безвкусный сумасшедший кинематограф, так называемый бокс-офисный кинематограф... Ну и всё поехало - в силу нашей наивности и неумения воспользоваться плодами колоссальной революции... Но взамен этого мы сами себе придумали вот эту ахинею, которую знаем сегодня как нынешнее положение дел в искусстве.
- "Чего не хватает современной России? Назовите только одну, саму главную, на ваш взгляд, вещь?"
- Всего хватает современной России. Не хватает только исторического разума. А всё остальное есть.
- Это правда, что ваш отец сыграл роль в истории, способствуя приходу к власти в КНДР Ким Ир Сена?
- Да, правда. У меня благодаря этому сохранились чудесные детские воспоминания. Я жил в Пхеньяне, в японском доме. Японский дом стоял в вишнёвом саду... Стены и перегородки были из папиросной бумаги. И у меня была нянька, тоже японка...
- Кем был ваш отец? Разведчиком?
- Да, он был разведчиком...
- Поговорим о кино. Я вас цитирую: "У меня от природы никаких особых талантов нет. Я не смог выучить иностранный язык в силу неталантливости. Я не смог обучиться игре на фортепиано..." Но для того, чтобы делать кино, тоже нужен талант, или вам кажется, что нет?
- Обязательно.
- Значит, у вас есть талант?
- Конечно. Я ж не говорю, что я тотальный идиот... Там же есть слово красивое - "особых". А кино - это особый талант нового времени.
- Ещё вы говорите: "Кино - это моя профессия, я никогда не изменю ей. А моё удовольствие жизненное - это фотография и театр". Значит, от кино удовольствия нет, а от фотографии и театра есть?
- Я говорю о том, что любая профессия превращает жизнь в некий быт. И даже моя праздничная профессия кинорежиссёра всё равно превращает жизнь в профессиональный быт. А когда я попадаю в театр или занимаюсь фотографией, у меня возникает ощущение праздника, который я сделал себе сам.
- Вы относитесь к той категории кинорежиссёров, которые работали и в советское время, и в постсоветское... Судя по вашим словам, есть какое-то разочарование: "Нечего говорить, что создателям кино нужно на себя обратиться. Пенять надо на государство, на его апатичность, леность и абсолютное непонимание того, что хорошо, а что дурно". Значит, в какой-то степени хотелось бы вернуться к тому, что было?
- Нет... Речь идёт о том, что уж коли мы переехали в некое другое человеческое пространство, то в этом пространстве следует устроить всё так, чтобы человеку было хорошо. Чтобы человек мог себя выразить, мог быть в этой жизни адекватным самому себе, а не требованиям рыночной экономики, например.
- Но ведь рынок - он и есть рынок. Если я хочу делать ту программу, которую делаю я, я должен найти человека, готового её купить. Потому что у меня денег нет, во-первых, чтобы её самому сделать и, во-вторых, чтобы купить телевизионное время. Я должен найти этого человека, убедить его в том, что это того стоит. Я буду его просить... А как иначе может быть при рынке?
- Лучше быть зависимым от системы, нежели от какого-то человека... Сейчас договариваясь с человеком, я абсолютно не уверен ни в чём. Больше того, приходя на студию каждый день, я смотрю: есть ещё картина или её уже свернули?.. Ибо то, что сейчас называется "инвесторы" - это частная инициатива частного человека...
- 1988 год. Тогда состоялся Пятый съезд кинематографистов, где, по сути дела, произошла революция. Вся макушка Союза кинематографистов была скинута, возникли новые люди... Спустя семь лет, в 1994 году, во главе Союза оказались вы. И практически первое, что вы сделали, - это публично извинились перед теми людьми, которых, на ваш взгляд, несправедливо обидели... После этого, по вашим рассказам, некоторые с вами не здороваются. Это соответствует действительности?
- В общем, да. Мы нормальные люди - здороваемся, конечно, но радости он не испытывает.
- Вы считаете, что правильно сделали, когда публично извинились и тем самым дали понять тем, кто тогда были революционерами, что они были не правы?
- Вообще вся эта революционность мало соответствует живой жизни, живым человеческим страстям и всему прочему. Я извинился за тон, а не за суть. За хулиганский тон, который возник в ходе этого съезда. Такой оскорбительный тон абсолютно не соответствует тому ремеслу, которым мы занимаемся. Он постыден для этой среды. Поэтому я извинялся не за конкретные претензии, а за слова, обращённые друг к другу.
- Расскажите, что вообще делается в вашем цеху? У вас две Академии, враждующие между собой: одна не признаёт "Золотого орла", другая не признаёт "Нику". В Союзе скандал за скандалом. Я не знаю, принимаете ли вы чью-то сторону, но можете хотя бы объяснить, что происходит?
- Нет, я не могу объяснить, что там происходит... Того и другого я ценю вовсе не за то, что они члены Союза. Я их просто люблю, это мои друзья по жизни, к тому и другому я отношусь с огромной нежностью. Когда меня спрашивают о том, на чьей я стороне, я говорю: "Я на своей стороне". Если Господь Бог оставил ещё какое-то время на то, чтобы жить и работать, то это нужно использовать толково, а не для каких-то малопонятных споров...
- Правильно ли я понимаю, что вы не большой сторонник этого профессионального Союза как такового?
- Если оценивать с общественно-государственной точки зрения, я думаю, это дело нужное и толковое. Увы, наша профессиональная жизнь устроена так, что до какого-то момента ты нужен всем, но наступает период, когда ты тотально не нужен никому. И для того, чтобы в перспективе избавить любого нормального человека, занимающегося этим ремеслом, от чувства тотальной брошенности, Союз нужен. Но в отношении себя самого я уже давно решил: я должен думать о том, как мне жить и выжить вне Союза.