- Вы оказались перед Господом Богом. Что вы Ему скажете?
- Я не воинствующий атеист.
-------------------------
Государственная Дума приняла в первом чтении проект поправок к актам, имеющим отношение к борьбе с терроризмом, к противодействию террору. И там идёт речь о том, в частности, чтобы суд присяжных не принимал участия в таких делах. То есть, когда речь идёт о террористах, присяжные участвовать не должны. Также это касается дел о массовых беспорядках, захвате заложников, об организации незаконных вооружённых формирований, о шпионаже, о предательстве... Автор этих поправок привёл два аргумента в защиту своей позиции. Во-первых, у нас есть такие республики, где до 80% населения связано семейными, тейповыми и прочими узами. И по традиции им запрещено действовать против родственников, нельзя осуждать их. Поэтому присяжные в этих республиках оправдывают террористов или дают им очень несерьёзные сроки. Во-вторых, террористы знают в лицо этих присяжных, и присяжные их боятся...
В тех республиках, о которых он ведёт речь, этими путами "обвязаны" не только присяжные, а и судьи, и прокуроры. Значит, такого рода процессы следует переносить в другие места, где другие судьи, другие присяжные, другие прокуроры - тогда исчезнет и проблема...
Демократия - это не изложенный на бумаге закон, принятый парламентом, хотя это важная компонента. Демократия - это образ поведения, мышления, понимания своего места в обществе. Это процесс, которому для осуществления требуются поколения, иногда века...
Во время съёмок документального фильма "Германская головоломка" я брал интервью у известного немецкого журналиста...
- Да, у нас демократия... при хорошей погоде. Но мне страшно подумать, что может быть, если погода испортится. Потому что нацизм сидит в наших немецких душах...
---------------------
2 декабря 2008 года... Александр Сокуров...
- Как вы понимаете слово "диссидент"? И может ли он быть патриотом?
- Диссидент - это человек, который стоит в стороне от других. И да, он патриот.
- Вы учились во ВГИКе?
- Сначала на историческом факультете в университете, а потом, после завершения, во ВГИКе, да.
- В 1979 году, за год до окончания ВГИКа вам пришлось прервать свою учёбу, поскольку вы вошли в довольно острый конфликт с руководством института и Госкино. Ваши студенческие работы обвинялись в формализме и в антисоветских мыслях. Вы можете мне сказать, что за антисоветские мысли были в ваших студенческих работах?
- Я учился на историческом факультете, уже достаточно хорошо понимал, что такое политика, и она была мне совсем неинтересна. Поэтому в своих художественных работах я никаких политических прожектов не строил, намерений политических никаких не высказывал. Но, по всей вероятности, было решительное отличие того, что я делал, или того, что я думал, от того, что происходило вокруг меня.
- Ну, дайте пример, хотя бы один. Антисоветизм - всё-таки политическая штука или нет, не обязательно?
- Политическая, да. А из примеров - моя первая работа, "Одинокий голос человека"...
- А вы согласны с теми, кто говорит, что ваши фильмы элитарные? Они для очень узкой публики, и нужно иметь определённый уровень, чтобы их смотреть, это не кассовые фильмы и для людей рядовых сложные?
- Я слишком уважаю своих соотечественников, слишком уважаю человека как такового, чтобы не быть с ним искренним. Конечно, в этой искренности, может быть, я захожу слишком глубоко в свои внутренние переживания, какие-то чувства. И как всякое интимное ощущение, оно не может находить большого числа сторонников или понимающих людей... Да, я виноват в том, что не могу быть другим. Ещё, прямо вам скажу - я ведь не кинематографист. Я не люблю кино, не являюсь сторонником кинематографического процесса и кинематографического жанра - это чужое для меня. Я люблю литературу. Литература для меня - всё, что есть в моей жизни. Но так случилось, что моя жизнь шаг за шагом пошла в сторону именно визуального творчества. Я хотел быть режиссёром радиотеатра - этого я хотел действительно, а заниматься визуальным искусством - нет, тем более кинематографом. И никакого пиетета перед кинематографом не испытывал.
- Но вы не собираетесь уходить из этого жанра?
- Если обстоятельства сложатся таким образом, что я не смогу реализовывать свои желания, тогда я, конечно, уйду и займусь чем-то другим.
- Мне интересно ваше отношение к критике. Но я предварю этот вопрос парой цитат... Французский поэт Поль Элюар говорил: "Художник - это глаза, критик - это очки"... Английский поэт Сэмюэл Кольридж сказал так: "Критики - это обычно люди, которые стали бы поэтами, историками, биографами и так далее, если бы смогли: они пытаются применить свои способности к одному или к другому, но тщетно, поэтому становятся критиками". Вообще, крупные художники обычно не очень высоко ставят критиков. А каково к ним ваше отношение?
- Критика очень важна для меня. Потому что с людьми, которые занимаются критикой, у меня нет никаких пересечений интересов: они делают своё дело, а я - своё. Это другое художественное творчество. И критик в состоянии иногда указать мне дорогу. Для меня важно, если это человек хорошо образованный, если это человек чувствительный, чувствующий, если это человек, который старается понять то произведение, о котором он говорит, но не иллюстрирует мои мысли, потому что я лучше любого критика знаю, что у меня не получилось в фильме - мои фильмы сплошь состоят из недостатков.
- А был случай, когда критик направил вас? Вы можете такое вспомнить?
- Да. такой критик для меня... К сожалению, он живёт в Соединённых Штатах, и, правда, сейчас его отношение к тому, что я делаю, решительно изменилось в негативную сторону. Но был период, когда он имел для меня грандиозное значение... Его отъезд из Москвы, из России явился для меня огромной потерей... А ещё... Вообще для меня огромное значение имеет встреча, разговор с человеком, который умнее меня, образованнее меня и который может что-то мне открыть. Я ищу всё время это. Мне очень это нравится. Это для меня просто чудо какое-то...
- До нас дошли сведения, что у вас были встречи с Президентом?
- Была встреча с Владимиром Владимировичем Путиным... Она состоялась по моей инициативе и была связана с целым рядом вопросов, которые у меня имелись к этому человеку. В первую очередь это, конечно, важный лично для меня вопрос - о судьбе города, который, как я считаю, начинает погибать. Я имею в виду Санкт-Петербург. Это не родной город для меня, я там житель, и я пользуюсь в нём тем, что оставили, сберегли люди. И я хотел обратить его внимание на это катастрофическое положение. Архитектурная общественность города напоминает мне больницу, где все врачи хотя быть патологоанатомами. Город разрушается самыми стремительными темпами, остановить этот чудовищный процесс мы - я имею в виду общественные силы - не можем никак... Были и вопросы, связанные со всякими моими размышлениями, представлениями о развитии культуры, кинематографа...
- А какое общее впечатление у вас от этой встречи?
- Я увидел человека энергичного, чрезвычайно занятого. До этого я довольно близко и в течение многих лет был знаком с Борисом Николаевичем Ельциным. И это разные люди, конечно. Две разные энергии, два разных состояния. Борис Николаевич был для меня абсолютно открытым, не было тем, которые мы с ним не обсуждали бы. Иногда это были тяжёлые разговоры - и для него, и для меня... Здесь тоже было непросто, но я всё же понимал, что передо мной более закрытый человек... Я не умею разговаривать с людьми из этой "верхней" жизни, я не знаю меры, так как для меня такой человек всё равно остаётся в первую очередь человеком, а не функционером...