Черемисов всячески тормозил начатую операцию, отговаривал собравшихся к нему офицеров от участия в ней, натравливал против меня солдат, обращавшихся в штаб за разъяснениями: он, главнокомандующий, не знает, мол, зачем отправляются в Петроград эшелоны; это дело комиссара фронта; он, Черемисов, этому во всяком случае не сочувствует, так как не дело фронта вмешиваться в гражданскую войну; слышал он, что пра
вительство в Петрограде свергнуто; если это верно, нужно ждать образования новой власти.
У меня произошло с Черемисовым объяснение по телефону, причем я резко квалифицировал его образ действий. Черемисов заявил, что в таком случае он больше ни во что не будет вмешиваться. Но не прошло и часу, как он позвонил ко мне и торжествующим тоном, отчеканивая каждое слово, сообщил:
-- Согласно приказу верховного главнокомандующего я оста
новил все отправленные к Петрограду эшелоны. Приказ разос
лан мною по линии.
Я был поражен. Напомнил генералу приказ правительства. Но он ответил насмешливо:
-- Правительства уже нет. Пока -- я исполняю приказ вер
ховного главнокомандующего, а в дальнейшем, скорее всего,
сам приму на себя верховное главнокомандование.
Тогда я заявил Черемисову, что слагаю с себя всякую ответственность и больше не считаю себя комиссаром фронта.
Полчаса спустя ко мне явилась депутация от псковского военно-революционного комитета: комитет, узнав о моей отставке, просил меня остаться на посту комиссара, выражая мне заранее полное доверие от своего имени, от имени солдатской массы и от имени нового правительства. Я ответил, что нового правительства не признаю, подчиняюсь лишь ЦИК и не вступаю ни в какие сношения с организациями, пытающимися силой навязать свою волю большинству демократии.
В это время -- было около 10 час. вечера -- со мной прямым проводом соединился Зимний дворец. Говорил помощник начальника политического управления гр. Толстой233 Кольцо вокруг Зимнего дворца смыкается. Силы защиты тают. Скоро ли прибудет помощь с фронта?
Я ответил, что Черемисов неизвестным мне путем получил от Керенского приказ остановить в Петроград части. Тем же, по-видимому, путем он получил известие, что правительство более не существует. Толстой уверил меня, что это какое-то недоразумение: Керенский не мог отдать Черемисову приказа об остановке эшелонов, а правительство своей власти никому не сдавало, хотя часы его, если не подойдет помощь с фронта, сосчитаны.
Я спросил о позиции ЦИК. Толстой ответил, что ЦИК так же, как и городская Дума, со всей энергией поддерживает правительство. Но все погибнет, если не будет отменено распоряжение Черемисова. Я обещал приложить все усилия к тому, чтобы это распоряжение было отменено, и выразил надежду, что смогу этого добиться. Вслед за этим я попытался соединиться с
Искосолом, чтобы через него произвести давление на Череми-сова. Но в это время из Петрограда пришла телеграмма: "Аврора открыла огонь по Зимнему дворцу, осаждающие идут на приступ..." А несколько минут спустя новое сообщение: "Дворец дольше не может держаться. Сейчас связь между нами прервется. Если вас будут вызывать по проводу, то удостоверьтесь, кто у аппарата, прежде чем отвечать".
Моя задача на основании всех полученных сведений представлялась ясной: добиться во что бы то ни стало отправки в Петроград войск, которые могли бы поддержать волю армейских комитетов и ЦИК в противовес буйствующему столичному гарнизону. Падение Зимнего дворца и арест Временного правительства, которое и раньше было лишь призраком, ничего не меняло в этой задаче. Досадной помехой было также поведение Череми-сова. По телефонным запросам, сыпавшимся со всех сторон, я мог составить себе представление о том хаосе, который был внесен им в начавшуюся операцию.
* * *
После полуночи ко мне позвонил ген. Барановский234, родственник Керенского, занимавший ответственный пост в штабе фронта. Он просил меня спешно приехать к нему на квартиру. Просьба была необычайная, я сразу догадался, что застану у генерала председателя правительства. Действительно, там был Керенский, в состоянии полного отчаяния и изнеможения. При нем были Черемисов, Барановский и его неотлучные "адъютан-тики". На мой вопрос о мотивах отмены приказа об отправке в Петроград эшелонов Керенский ответил, что он ни давать, ни отменять приказ не может, что на фронте распоряжается лишь ген. Черемисов, которому он передал верховное командование. Черемисов устало поправил его:
-- Пока вы мне верховного командования еще не передавали. Я остановил эшелон по вашему приказанию.
Четверть часа спустя Керенский взял обратно приказ об остановке эшелонов, написал новый приказ о незамедлительном их продвижении к Петрограду, написал приказ всем должностным лицам оставаться на своих постах и заявил о своей готовности лично участвовать в экспедиции для освобождения Петрограда.
Я вернулся к себе. В комиссариате я застал ген. Краснова с его начальником штаба -- они ждали меня, чтобы узнать о положении и, главным образом, получить разъяснение по поводу
смутившего их приказа об остановке эшелонов. Я сообщил им, что по линии разослан уже новый приказ о продолжении движения к Петрограду. Краснов выразил свою радость по поводу такого оборота дела. Тогда я передал генералу о приезде Керенского в Псков и предложил встретиться с ним и сговориться о дальнейших действиях. На этом мы расстались -- ген. Краснов отправился к Керенскому, а я, разбудив дежурного юзиста235, принялся снова за переговоры по прямому проводу с армиями Северного фронта.
* * *
В то время как в Пскове происходили описанные на предыдущих страницах события, в Петрограде разыгрывался один из значительнейших актов революции. Всеми покинутое Временное правительство было арестовано ворвавшимися в Зимний дворец солдатами и матросами и отправлено в Петропавловскую крепость. Открывшийся под звуки стрельбы Второй Всероссийский съезд Советов236 после продолжавшегося всю ночь заседания постановил обратиться ко всему населению с воззванием, в котором говорилось:
"Опираясь на волю громадного числа рабочих, солдат и крестьян, опираясь на совершенное в Петрограде победоносное восстание рабочих и гарнизона, съезд берет власть в свои руки. Временное правительство низложено. Полномочия соглашательского ЦИК окончились... Съезд постановляет: вся власть на местах переходит Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, которые должны обеспечить подлинный революционный порядок".
Казалось, что решение съезда, являвшегося верховным органом революционной демократии, должно было "покрыть" выстрелы "Авроры" по Зимнему дворцу и придать видимость законности происшедшему перевороту. Но этого не случилось: когда старый ЦИК заявил, что он считает собравшийся съезд незаконным и отказывается дать ему полномочия, полученные им от июньского съезда, когда стало известно, что меньшевики и эсеры покинули съезд, весь его авторитет за пределами большевистской партии оказался равным нулю. Независимо от вопроса о формальных нарушениях, допущенных при созыве съезда, одобренные им насилия, сопровождавшие октябрьский переворот, отбросили на него свою кровавую тень и превратили его в глазах многих в самозванное сборище.
Большевики, легко справившись с технической стороной петроградского переворота, не сумели использовать такой козырь политической игры, как Всероссийский съезд Советов, на
котором они были полными хозяевами. В частности, для нашего Северного фронта съезд прошел совершенно незамеченным -- как будто его и не было вовсе. Обстановка после ночи с 25-го на 26-е рисовалась нам в таком виде: законное правительство арестовано, законный ЦИК ведет борьбу с арестовавшими членов правительства насильниками, в Петрограде анархия.
* * *
26-го, с утра, предо мной снова встал вопрос об эшелонах. Казаки шли охотно, некоторые пехотные части тоже как будто готовы были выступить, но поезда застревали на каждой станции, на каждом разъезде. Утром Керенский вместе с ген. Красновым выехал в Остров, где находился штаб конного корпуса. Оттуда сообщили о волнениях среди гарнизона, но все обошлось благополучно --председатель правительства и генерал выехали из Острова с казачьим эшелоном, и их поезд уже приближался к Пскову.