На страницах воспоминаний Войтинского находим немало положительных характеристик бывших царских генералов и офицеров (Парский, Балтийский, Болдырев и др.). Но вот Черемисов. "Черемисов, сменивший Клембовского на посту главнокомандующего фронтом, предпочитал плыть по течению, подделываясь под солдатскую стихию, заигрывая с толпой даже тогда, когда в толпе зрела мысль о Варфоломеевской ночи. Но отношение нового главнокомандующего (он сменил Клембовского, уволенного как сторонника Корнилова) не имело ничего общего с любовью к русскому солдату ген. Парского. Для Черемисова солдатская масса была "сволочью", и он заискивал перед ней лишь потому, что видел в ней силу. Вообще, это был военный чиновник, совершенно поглощенный заботами о том, как использовать новую обстановку в личных целях, запутавшийся в честолюбивых махинациях, изолгавшийся, опустившийся до полного забвения долга".
Черемисов не поддержал "корниловский путч", за что и получил повышение, став главкомом Северного фронта. С Корниловым у него старые "счеты". Впрочем, как, возможно, и с Керенским. Когда 19 июля 1917 г. Корнилов стал Верховным главнокомандующим, Черемисов вместо него был назначен главкомом Юго-Западного фронта. Это, однако, вызвало резкий протест Корнилова; последний потребовал, чтобы Керенский отменил приказ о назначении Черемисова. В ответ Черемисов заявил, что будет защищать свое право "хотя бы с бомбой в руках". Конфликт с трудом удалось уладить. Черемисова оставили на посту главкома Юго-Западного фронта, но тут же перевели в резерв. Надо думать, он не забыл этого ни Корнилову, ни Керенскому. В конце августа 1917 г. он поддержал Керенского против Корнилова, а в конце октября фактически поддержал Ленина против Керенского.
Когда начиналась "петроградская передряга", его самого в Петрограде не было. "Все мое внимание в эти дни, -- пишет он, -- было поглощено задачей, которую возложило на меня военное министерство. Дело шло о том, чтобы вывести из Петрограда на
фронт наиболее беспокойные части гарнизона и заменить их менее разложившимися полками из действующей армии".
Февральские события 1917 г. в решающей степени стали успешными благодаря выступлениям запасных батальонов гвардейских полков петроградского гарнизона, не желавших покидать "теплых казарм" и выделять маршевые роты на фронт. В честь особых "революционных заслуг" петроградского гарнизона по соглашению с Временным правительством и ВЦИК части гарнизона не должны были выводиться на фронт. Поскольку большевики требовали немедленного мира, петроградский гарнизон быстро "большеви-зировался". Естественно, что вокруг вопроса о выводе его войск на фронт шла напряженная политическая борьба. Большевики защищали право солдат гарнизона оставаться в Петрограде, видя в них свою, может быть, главную опору. Временное правительство старалось избавиться от большевизированных войск в столице.
Войтинский пишет, что задача вывода гарнизона на фронт "не представлялась неразрешимой". Фронтовики, даже в самых "обольшевизировавшихся" полках, относились к столичному гарнизону с презрением и даже ненавистью. "На позициях раздавались угрозы: мы петроградских штыками в окопы вгоним!"
Поскольку в стратегическом отношении петроградский гарнизон подчинялся штабу Северного фронта, Черемисов, ссылаясь на нужды фронта и поддержку фронтовых комитетов, обязан был потребовать передислокации войск, находившихся в Петрограде, его окрестностях и Финляндии. Но он всячески уклонялся, заявляя, что это -- дело не столько военное, сколько политическое, а он к политике отношения иметь не желает. "Невмешательство" Черемисова затягивало решение вопроса, что было на руку большевикам. Председатель исполкома Петроградского совета и созданного (в частности, для противодействия выводу гарнизона) при нем ВРК Л. Троцкий хорошо понимал, что большеви-зированные полки Петрограда и петроградского военного округа в критический час станут главной большевистской опорой. Невывод петроградского гарнизона стал, может быть, одной из главных причин победы большевиков.
Но 23 октября было уже не до переброски петроградских частей на фронт; напротив, дело шло уже о переброске фронтовых частей в Петроград. То, о чем рассказывает Войтинский, -- поразительное свидетельство политической слепоты, скрытых намерений, амбиций и претензий, сиюминутных расчетов, шкурничества, т.е. причудливой "смеси" далеко не лучших человечес-ких качеств, в большинстве случаев проявляющихся в критические минуты хаоса и неразберихи. Эта "смесь" могла дать самые
разнообразные результаты, не поддающиеся предсказаниям. Альтернатив было множество. Наиболее вероятной была бы та, за которой стояла бы личность, способная действовать решительно и целенаправленно.
Войтинский свидетельствует, что требование правительства о присылке в Петроград "надежных частей" пришло в штаб Северного фронта (Псков) вечером 23 октября. Значит, Керенский еще до своего выступления в предпарламенте, где он просил санкции на вооруженное подавление большевистского путча, уже решился на этот шаг. Он был либо уверен в получении такой санкции, либо уже не придавал ей особого значения. Теперь все зависело от Черемисова, фронтового и армейских комитетов. Что же Черемисов? Он "гнул" свою линию --заявлял, что у него нет "надежных частей", и к тому же он не желает лезть в петроградскую "политическую передрягу". Ничем иным, кроме невыполнения приказа премьер-министра и верховного главнокомандующего (Керенского), это нельзя квалифицировать. Черемисов должен был быть немедленно смещен со своего поста и отдан под суд. А армейские комитеты? Они заявили, что отправка воинских частей в Петроград невозможна под лозунгом защиты Временного правительства. Нужна санкция ВЦИКа Советов. Если такая санкция будет, армейские комитеты приступят к делу. Черемисов фактически совершал предательство, армейские комитеты медлили в ситуации, когда промедление "смерти подобно". Выяснение "отношений" продолжалось до поздней ночи с 24 на 25 октября. Наконец, Войтинскому пришел ответ: "Президиум ЦИК санкционирует вызов отряда с фронта. Отряд должен быть организован возможно скорее. Действуйте именем ВЦИК." Поздно, поздно хватился меньшевистско-эсе-ровский ВЦИК. Еще днем его представители в предпарламенте отклонили просьбу Керенского о подавлении "большевистского выступления", но теперь, видя, куда идут события, хватились. Теперь Черемисову было труднее вести свою "уклончивую линию", и он, как пишет Войтинский, "наконец отдал приказ о движении к Петрограду". Наступило 25 октября. В Петрограде большевики уже захватили жизненно важные городские центры и готовились к "штурму" Зимнего дворца. Но далеко не все еще было потеряно. Нужно было только действовать энергично и без промедления. Казалось, все теперь благоприятствуют этому. 12 из 14 армейских комитетов, так же как и Общеармейский комитет при Ставке, вынесли резолюции с решительным протестом против "восстания" большевиков. Но как раз армейские комитеты 1-й и 5-й армий Северного фронта, который
должен был формировать отряд для отправки в Петроград, высказывались в пользу переворота! А комитет 12-й армии был прочно блокирован большевизированными латышскими стрелками.
Черемисов не помогал. Теперь он саботировал. Снова Войтинский должен был колесить по фронту, разыскивая воинские части, которые можно было бы отправить в Петроград. Выяснилось, что, пожалуй, только части 3-го конного корпуса (командир -- генерал П. Краснов), находившиеся в резерве фронта, могут принять участие в "походе" на Петроград, который практически уже находился в руках большевиков. Эскадрон и сотни корпуса были разбросаны по разным местам, и собрать из них достаточный по мощи кулак было невозможно. Но Войтинский хорошо знал, что собой представляет петроградский гарнизон: его разложившиеся части не выдержали бы удара даже небольшого, но хорошо организованного дисциплинированного армейского отряда. Так могло произойти и в феврале 1917 г., но тогда движение царских войск к столице было сорвано политическими маневрами лидеров Государственной думы и высшего генералитета. Теперь (Войтинский прямо пишет об этом) начало операции всячески тормозил Черемисов. Он отговаривал офицеров от участия в ней, возбуждал солдат, говорил, что "не дело фронта вмешиваться в гражданскую войну", что Временное правительство уже свергнуто и надо ждать создание новой власти. Наконец, им было заявлено Войтинскому, что по приказу самого Керенского он останавливает движение отряда к Петрограду и, возможно, в ближайшее время возьмет на себя верховное главнокомандование. Действия Черемисова многократно усиливали хаос и неразбериху на Северном фронте. Тем временем "Аврора" уже пальнула по Зимнему. Войтинский бросился разыскивать Ке-ренского. Нет, не надо все валить на Черемисова. Если его можно было судить за предательство и саботаж, то Керенского следует порицать за слабость духа, проявленную в момент, когда решалась судьба страны. Нет, не по нему была шапка Мономаха, в слабых руках оказалась власть. Войтинский застал Керенского на квартире Барановского "в состоянии полного отчаяния и изнеможения".