Устроили парад. Выдался морозный ясный денек с безоблачным небом. Шкинский верхом, окруженный штабными, принимал парад. Невдалеке от него расположился Комитет общественных организаций. Церетели от лица Комитета обратился к выстроенным на площади войскам с речью, призывая солдат защищать свободу, соблюдать дисциплину и относиться с полным доверием к командному составу.
-- Во главе армии, -- говорил Церетели, -- отныне будут стоять офицеры и генералы, которым доверяет революционная власть. Если ген. Шкинский командует войсками округа, то потому, что мы доверяем ему. Если ген. Шкинский утратит наше доверие, мы поручим командование другому лицу. Но мы будем требовать от революционной армии полного подчинения тем, кого мы поставили во главе ее.
Эта речь вызвала большое неудовольствие ген. Шкинского, и он тут же заявил членам Комитета, что Церетели "бунтует солдат вместо того, чтобы их успокаивать". Но еще большее неудовольствие генерала вызвало окончание парада. Воинские части одна за другой проходили "церемониальным маршем" мимо командующего округом. Отсалютовав генералу, офицеры присоединялись к его свите. Но один полковник, с грудью, увешанной георгиевскими крестами, отдав честь командующему, прошел мимо него, приблизился к Комитету и, опустив шашку, почтительно остановился в двух шагах от Церетели. Солдаты поняли эту демонстрацию и ответили на нее радостным "ура".
Число офицеров вокруг нас становилось все больше. О Шкинс-ком как будто забыли.
А вечером тот же полковник и с ним полдесятка других офицеров, из числа занимавших ответственные должности в командовании округа, явились в Комитет и предложили президиуму, во избежание нежелательных потрясений, сменить Шкинского как человека, не понимающего обстановки и не пользующегося доверием подчиненных, и назначить на его место полковника Фелицына, офицера безупречной боевой репутации и единственного, кто мог бы при настоящих условиях сплотить солдат и офицеров. Полковник Фелицын был тут же, но видно было, что выставление его кандидатуры на пост командующего войсками округа явилось для него неожиданностью. Он держался скромно, указывал на свою неподготовленность, но подтвердил мнение товарищей, что Шкинский ненадежен.
Было решено Шкинского устранить и на его место временно, впредь до подтверждения из Петрограда, назначить Фелицына, возбудив перед военным министром ходатайство о производстве его в генералы. Утром 6-го это решение было приведено в исполнение. Шкинский сдал должность без возражений. Авторитет Комитета в глазах солдат после этого необычайно возрос.
Комитет пополнился в это время представителями Совета рабочих депутатов, с одной стороны, и воинских частей, с другой. Собрания Комитета стали более многолюдны, внешний облик их изменился в сторону большего демократизма. Но организация сохранила свой внеклассовый и гражданский (а не военный) характер. И это импонировало солдатам.
Совет рабочих депутатов, который действовал рядом с Комитетом, напротив, мало интересовал солдат: он был в их глазах чем-то вроде рабочего клуба, тогда как в Комитете общественных организаций они видели революционную власть. Между тем Совет в эти дни делал большое дело по организации рабочих, по осуществлению их экономических требований и особенно по проведению в жизнь 8-часового рабочего дня, декретированного Комитетом общественных организаций чуть ли не на первом его заседании. Ни борьбы за власть, ни столкновений, ни даже простых разногласий между Советом и Комитетом не было. Взаимоотношения между обеими организациями сводились к своеобразному разделению функций. Но разделение это было таково, что фокусом политической жизни в Иркутске оставался Комитет.
Долго удерживаться в первоначально намеченных рамках Комитет общественных организаций не мог. 4 марта он ходатайство
вал перед центральной властью об устранении Пильца, а уже 7-го он собственной властью не только устранил генерал-губернатора, но и арестовал его. Одновременно были подвергнуты домашнему аресту губернатор, вице-губернатор, полицмейстер и начальник жандармского управления. Комитет принял эти меры не потому, что названные лица занимались контрреволюционной деятельностью, а потому, что рабочие и в особенности солдаты требовали ареста представителей свергнутой власти; приходилось идти им навстречу, чтобы предотвратить эксцессы. И принятых мер оказалось достаточно -- в городе все вошло в норму, страсти улеглись. Только Пильц все боялся, как бы охрана, приставленная к его дому, не оказалась слишком слаба: его воображению чудилось, будто где-то собирается толпа, готовая линчевать его, и он невыносимо надоедал руководителям Комитета, то и дело прося их по телефону приехать переговорить с солдатами.
Другого рода затруднения возникли у нас в связи с вопросом о преемнике губернатора. От председателя Временного правительства пришла телеграмма об устранении губернатора и о передаче его обязанностей городскому голове*. Но пост городского головы в Иркутске занимал ставленник местного черносотенного чиновничества и купечества некий Бобровский, совершенно неприемлемый не только для демократии, но и вообще для прогрессивных кругов. Весть о его назначении вызвала целую бурю. Раздавались требования немедленно арестовать его, и не арестовали лишь потому, что городской голова был в это время в отъезде и не спешил вернуться в среду своих сограждан. Чтобы обеспечить непрерывность работы административной машины, Комитет решил поручить функции "губернского комиссара" советнику губернского правления Лаврову, и это назначение оказалось удачным.
Комитет вступал в полосу будничной, органической работы. Дел было много. Заседания Исполнительной комиссии Комитета происходили с небольшими перерывами с утра до вечера. Новый губернский комиссар просил указаний. Начальник милиции докладывал о состоянии города. Командующий округом излагал возникшие у него сомнения о способах управления войсками в революционное время. Председатели бесчисленных комиссий сообщали о разрабатываемых у них проектах.
* Это была мера общего характера, автоматически обновлявшая верхи местной администрации по всей России. В Д. Набоков25 правильно характеризует эту меру как одно из наиболее неудачных действий Временного правительства первого состава (см.: Набоков В. Д. Временное правительство // Архив русской революции, издаваемый И.В. Гессеном26, кн. 1 [Берлин, 1922], с. 27).
Наряду с серьезными делами много времени отнимали пустяки. Приходил председатель окружного судя с запросом, чем заменить формулу "по указу его императорского величества".
Замените ее чем хотите!
Разрешите писать "по указу Временного правительства Го
сударства Российского"?
Пишите!
Приходил соборный протоиерей с запросом, за кого "возглашать" на эктении27.
Преосвященный владыка предполагают благословить духо
венство возглашать "за державу российскую и благочестивых пра
вителей ее"...
Возглашайте!
Приходили представители родительских комитетов, сетовали на то, что дети занимаются политикой, устраивают митинги. Требовали нашего вмешательства.
-- Подождите, молодежь сама успокоится...
Вопросов -- больших и малых, серьезных и пустых -- было множество. Но борьбы не было. В Комитете не было разногласий, так как и правые элементы, и большевики шли за меньше-вистско-эсеровским блоком, возглавляемым и Церетели, и А. Гоцем. А вне Комитета не было сил, которые пытались бы противодействовать ему. В частности, совершенно не заметно было в Иркутске монархических элементов.
Припоминаю лишь одно исключение. После парада на Тихвинской площади в Комитет явился какой-то юноша, ученик школы прапорщиков, и просил принять и выслушать его. К нему вышел С.Л. Вайнштейн. Юноша заявил в большом возбуждении:
-- Я присягал моему государю и от присяги моей не отказыва
юсь!
Вайнштейн ответил ему:
-- В таком случае вам придется отказаться от чести быть офи
цером республиканской армии.