Дальнейшие события надо изучать пристально. Именно в хронологии и таится ответ на вопрос, кто все это замыслил. Итак, Николай на поезде направляется в столицу. Чтобы он ехал, не беспокоясь о своей безопасности, ему ничего не сообщается о появлении сразу двух новых центров власти. Наоборот, Родзянко в тот же день — 27 февраля — шлет царю новую телеграмму, из которой можно понять, что именно решения монарха могут ситуацию изменить:
«Занятия Государственной думы указом Вашего Величества прерваны до апреля. Последний оплот порядка устранен. На вой ска гарнизона надежды нет. Запасные батальоны гвардейских полков охвачены бунтом. Убивают офицеров. Примкнув к толпе и народному движению, они направляются к дому министерства внутренних дел и Государственной думе. Гражданская война началась и разгорается. Повелите немедленно призвать новую власть на началах, доложенных мною Вашему Величеству во вчерашней телеграмме. Повелите отмену Вашего высочайшего указа вновь созвать законодательные палаты. Возвестите безотлагательно высочайшим манифестом. Государь, не медлите. Если движение перебросится в армию, восторжествует немец и крушение России, а с ней и династии неминуемо. От имени всей России прошу Ваше Величество об исполнении изложенного. Час, решающий судьбу вашу и Родины, настал. Завтра может быть уже поздно. Председатель Государственной думы. Родзянко».[73]
В действительности именно крушение династии приведет к разрушению России. Поэтому так важно добыть отречение царя. Председатель Государственной думы Родзянко отбивал телеграмму не только царю. 1 марта он отправил сообщения генералам-заговорщикам Алексееву в Ставку и Рузскому в Псков о принятии власти Временным правительством под председательством князя Львова и просил отозвать войска, посланные царем в Петроград. Рузский немедленно доложил об этом Николаю, и вечером 1 марта последовало его роковое повеление генералу Иванову ничего не предпринимать. Для фактического ареста и задержания монарха Временное правительство уже отдало приказ железнодорожникам: царский поезд не пропускать и блокировать. Николай запишет об этом с удивлением: «1 марта. Среда. Ночью повернули с М. Вишеры назад, так как Любань и Тосно оказались занятыми восставшими… Гатчина и Луга тоже оказались занятыми. Стыд и позор. Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства все время там! Как бедной Аликс, должно быть, тягостно одной переживать все эти события! Помоги нам Господь!»[74]
«…Временный комитет принялся за свою главнейшую задачу — ликвидацию старой власти. Ни у кого не было сомнения, что Николай II более царствовать не может», — вспоминает Милюков.[75] Цель номер один для всех заговорщиков, «знавших» и не знавших будущее, вечером 1 марта была одна и та же — отречение. Но единодушие в среде думцев лишь видимое. Дальше предстояла первая «развилка», где первая часть заговорщиков неожиданно поняла, что события развиваются совсем не так, как они себе представляли. Ощущение, что явные договоренности, имевшиеся накануне Февраля, вдруг странным образом начали нарушаться, не покидает, когда листаешь мемуары и воспоминания участников тех событий.
Первым почувствовал себя неловко именно глава кадетов Милюков. Утром 2 марта, выступая перед толпой о составе Временного правительства, он объявил о том, что великий князь Михаил Александрович будет регентом и что решено установить в России конституционную монархию. Почему он так говорит — понятно. Таковы, собственно говоря, и были цели дворцового переворота, замышлявшегося в Думе и в армии. Но разрушительным силам требуется не перемена лица на троне, а скатывание страны к хаосу и анархии.
Керенский, который знал куда больше партнеров по Думе, пишет в своих мемуарах о выступлении Милюкова совершенно открыто: «С присущим ему упорством он принялся отстаивать свое мнение, согласно которому обсуждение должно свестись не к тому, кому суждено быть новым царем, а к тому, что царь на Руси необходим. Дума вовсе не стремилась к созданию республики, а лишь хотела видеть на троне новую фигуру. В тесном сотрудничестве с новым царем, продолжал Милюков, Думе следует утихомирить бушующую бурю. В этот решающий момент своей истории Россия не может обойтись без монарха. Он настаивал на принятии без дальнейших проволочек необходимых мер для признания нового царя».[76]
73
76