Высказывалось пожелание относительно военно-полевых судов. Они сознают, что без серьезных мер на фронте нельзя, но они желают, чтобы там был представитель от солдат; тогда всякой мере наказания будут подчиняться с удовольствием. Теперь суд – чисто офицерский, и внушает им много недоверия. Затем к нам обращались с просьбой предоставить им возможность послать кого-нибудь от какой-либо части в Петроград узнать, в чем дело.
Очень остро стоит вопрос об отпусках. Как только произошли последние события, сейчас же были прекращены отпуска; в некоторых частях теперь снова разрешают отпуск, но в общем вопрос этот страшно волнует солдат; у них к начальству подозрительное отношение. Есть части, где верят командиру, но многих приходилось убеждать в том, что к старому возврата быть не может. Что касается общего настроения войск, то вблизи позиций оно у них такое веселое, радостное и хорошее, что отрадно становится. Там мы видали настоящие революционные полки с полнейшей дисциплиной, полное объединение с офицерами. Они понимали, что дисциплину нужно соблюдать не за страх, а за совесть. У них у всех общее настроение, все понимают, что нужно воевать, чтобы защитить свободу. Вообще, чем часть была левее, тем она правильнее ставила вопрос. Этому помогли очень много немецкие прокламации, в которых говорилось, что весь переворот сделала Англия, что она лишила нас хлеба. Это шито белыми нитками по черному и привело к совершенно обратным результатам.
Из бесед с солдатами, с отдельными группами, с их депутатами выяснилось, что так или иначе, но военному министерству нужно считаться с настроением солдат, с их недоверием к некоторым из командиров. Не только солдаты, но и офицеры заявляли, что мы им не верим, боимся идти с ними в атаку, потому что они подведут. Некоторые люди делают как будто нарочно все то, что может возбудить против них. Во всяком случае, мы объехали почти все части 1-й армии, беседовали с каждой частью по часу, по два, потеряли голоса, но внесли известное успокоение. Этим можно похвалиться. Мы начинали объезд с 8 час. утра, кончали в 1 час ночи. Настроение недурное, только некоторые старые солдаты просили, нельзя ли похлопотать, чтобы отпустили домой. В общем настроение боевое. Это произвело на нас хорошее впечатление. Мы ожидали встретить другое. Дисциплина есть, но надо ее организовать на новых началах.
Мы разговаривали на нескольких собраниях с офицерами. Некоторые из них понимают сейчас свою задачу, а некоторые никак не хотят понять, что совершилась ломка, что нужно переделать самих себя. Они считают себя ужасно обиженными, возмущены приказами, в том числе приказом Гучкова о вежливом обращении, они говорят, что это разрушит дух армии, что это делают тыловые люди, которые с армией ничего общего не имеют. На одном собрании мы вывели заключение, что это настроение контрреволюционное, совершенно против этого переворота. Говорило больше зеленое офицерство, прапорщики, извините за выражение, недоучки. Один дошел даже до того, что сказал: «вы штатский и не знаете духа армии!» Но когда мы определенно и ясно сказали, что это нужно делать, иначе все расклеится, они согласились, но при этом указывали, что они, как люди дисциплинированные, хотят, чтобы приказы издавались из центра, сверху, и что тогда они им слепо подчинятся; допустить же, чтобы приказы шли с других ступеней, они не могут, потому что тогда начальство потеряет свой авторитет и нельзя будет вести войска в атаку.