Русские кричат: «Из какого лагеря, товарищи?!» Но никто им не отвечает – не знают, что сказать.
Уже стемнело. Мы вышли из города. На возвышении чернели бараки лагеря, обнесенные проволокой. Где-то далеко по направлению к Берлину трещали выстрелы и ухала артиллерия.
Вошли в большой лагерный двор и в темноте остановились. Откуда-то сразу обступили военнопленные. Опять неприятные вопросы: «Из какого лагеря, товарищи?» – «С Украины», – вдруг нерешительно говорит кто-то. Удивлению нет границ! «С Украины? Зачем же вы приехали?» Кто-то пытается объяснить, но напрасно. Уже поняли… «А, буржуи бегут. Ну, недалеко убежите, здесь тоже большевизм завтра будет, слышите – стрельба, бой под Берлином идет!»
Нас обдали злобой, от которой становится больно и неприятно.
Идем в бараки. Помещают не с русскими, а с французами, итальянцами. В освещенном электричеством бараке гудит разноцветная толпа. Красные штаны и светлые куртки французов, синие матросы, голубые зуавы, черные итальянцы – все обступили нас. Уже узнали, кто мы. Крики, шум. С нар спрыгивают другие, бегут, расспрашивают. Гудят разговоры. Француз-матрос с богатырской квадратной грудью ведет меня и товарищей занять места. Лезем на голые нары. Но лежать нам не дают. Французы без умолку расспрашивают. Не верят, что мы офицеры. Интересуются, что такое «boulgeviqe». Ругают бошей и русских военнопленных. Необыкновенно горды победой. «Nous sommes Francaise», – кричит какой-то француз. Но мы очень голодны. Даже рассказывать трудно. Наши союзники это заметили – несут галет, консервов, шоколада. И стыдно брать. И от голода нет сил отказаться. Весь вечер проходит в рассказах и разговорах. Ранним утром, чуть только начало светать – мы уже проснулись от криков «Lumiere! Lumiere!». Вместе с криками по бараку полетели консервные коробки, поднялся шум. Итальянцы поют, топают, приплясывают. Французы кричат.
Они скоро едут на родину. И близость отправки сделала их детьми. Шум, гам не прекращается весь день. Они получают продукты на дорогу, деньги. Бегают. Забросали пол пустыми банками консервов, ломают нары. Угощают нас.
А на дворе мы встречаемся с нашими, русскими. Пасмурные, озлобленные, они недоверчиво вступают в разговор. С злобой смотрят на богатство и радость французов. «Всю войну так жрали. А наш брат с капусты дох. На них же служили… Их мать. Хоть одна бы сволочь нам что-нибудь прислала». В словах земляка справедливая обида.
Но мало говорим мы с нашими. Они вскрыли в нас «буржуев» и открыто неприязненны. Даже пожалели, что мало их осталось в этом лагере, а то бы…
Через день по нашем прибытии французы, итальянцы, сербы, румыны отправлялись на родину.
В громадный двор лагеря из настежь открытых бараков выбегают пленные. Бегут в разные стороны, к своим группам и там строятся в колонны с чемоданами, мешками на руках. Над каждой из колонн развевается, самими сделанный, громадный национальный флаг; у многих в руках – маленькие флажки. Длинные колонны громко, радостно поют свои гимны. Несется «Марсельеза», поют итальянцы, сербы, румыны. Кричат свое «ура». Машут шапками!!
Мы, рваные, голодные, стоим кучками вдалеке двора. Без семьи, без своего народа, вышвырнутые с родины… Колонны с радостными песнями, криками, махая шапками, шумно двинулись одна за другой. Пошли – на родину… В нашей кучке у одних навернулись слезы, другие неловко отвернулись. И отошли.
Раздел 4
РУССКИЕ ДОБРОВОЛЬЧЕСКИЕ ОТРЯДЫ
ОСЕНЬЮ 1918 ГОДА
М. Соболевский [109]
ОТДЕЛЬНЫЙ ПОЛТАВСКИЙ ДОБРОВОЛЬЧЕСКИЙ БАТАЛЬОН В БОЯХ НА УКРАИНЕ [110]
После трех лет небывалой по ожесточению войны, не выдержав напора революции, распалось, проеденное красной ржавчиной, стальное кольцо победоносных доселе войск, и доблестная издревле Армия Русская перестала существовать. Позорно склонились к вражеским ногам красные тряпки, пришедшие на смену славным боевым знаменам, свидетелям великих подвигов, олицетворению благородных традиций чести. И только самоотверженные кучки преданных всеми, но верных долгу людей с мужеством отчаяния продолжали оборону родной земли, но вскоре предательский удар в спину положил конец и их героизму. Казалось, Россия погибла.
Но любовь к Родине не угасла среди ее лучших сынов, и то здесь, то там, на всем пространстве необъятной страны, прорезая мрачную ночь нависшего над нею кровавого гнета, вспыхивали яркими огнями отдельные очаги чести. И уж не об обороне от внешнего врага, а о спасении России от внутреннего предателя думали люди, объединяясь под трехцветным знаменем, хватаясь за вырванное у убийцы ружье, грудью своею прокладывая дорогу к светлому будущему. И завязалась борьба за освобождение Родины. Единой. Неделимой России.
На вольном Дону, в далекой Сибири, на холодном Севере, всюду, где только могли, хватались горячие сердца за оружие. И в освобожденной от большевиков Украине все громче звучал призыв к объединению, все настойчивее, несмотря на внешние препятствия, проявлялось стремление к слиянию в общий со всеми русскими силами поток. Но лишь только подготовлявшееся с таким трудом объединение готово было воплотиться в жизнь, как снова запылала Украина. Узкие фанатики национальной исключительности подняли, с Петлюрой во главе, восстание, надеясь предательством интересов всей России купить благополучие одной ее части. К восставшим примкнула часть офицерства, променявшего, ради личных выгод или слепого шовинизма, доблестные традиции Русской армии на разноцветные шлыки гайдаматчины с ее недоброй славы прошлым и все неспокойные элементы незамиренной страны. Большинство, забывшее за время германской оккупации о большевистской угрозе и втайне надеясь на замену одних оккупационных войск другими, осталось нейтральным, отказом от убеждений и трусливым смирением перед победителем рассчитывая избежать бедствий Гражданской войны. Под трехцветное знамя стали немногие. Крестен был их путь.
Вокруг отдельных офицерских групп, заранее выразивших желание в Особом корпусе принять участие в освобождении России, сплотились отпускные чины Добровольческой армии и малочисленные добровольцы – крепкие духом русские люди. Не встречая нигде поддержки, видя предательство своих вчерашних братьев по Великой войне, сталкиваясь на каждом шагу с тупым и упрямым уклонением от исполнения долга крови, эти люди все же мужественно выступили против надвигающейся анархии. Германские части, обязавшиеся было впредь до смены поддерживать порядок на Украине, захваченные революционным движением, в подавляющем своем большинстве отказались активно выступать против большевистски настроенных банд и, заявляя о своем нейтралитете и желании ехать на родину, исподтишка, вопреки своему офицерству, в лице своих солдатских советов, часто просто помогали повстанцам. Настал для каждого час выявить твердость своих верований и честность убеждений.
22 ноября 1918 года несколько десятков офицеров были брошены под моей командой на станции Селещина Южной дороги, с задачей оборонять с востока подступы к Полтаве и охранять расположенные близ станции громадные артиллерийские склады. Крайняя малочисленность отряда лишала возможности с достаточной бдительностью нести охранения и даже регулярно сменять мерзнувших на постах людей. Слабость сил заменила твердость духа. Верные долгу, личным примером подбадривая друг друга, несли собравшиеся – несмотря на чины, прошлую деятельность и род оружия – службу одиночного пехотного бойца, памятуя, что в критическую минуту важно не количество начальников, а число солдат, не число могущих отдать распоряжения, а количество умеющих подчиняться. Контр-адмирал князь Черкасский [111]стоял безропотно начальником полевого караула, лейб-гвардии Уланского Ее Величества полка полковник Бобошко [112]сменялся на часах с капитанами 1-го ранга Тыртовым [113]и Никифораки. [114]
Противник, усиленный многочисленными, большевистски настроенными бандами, поднятыми местными коммунистами, и отлично осведомленный о слабости отряда, все надвигался и смелел. Наконец, в ночь на 25 ноября повстанцы сделали отчаянную попытку внезапным налетом захватить Селещину. Незаметно накопившись в ближайших деревнях в числе нескольких сот, они, пользуясь темнотой, подползли к самому почти охранению и, потеснив его, ворвались на станцию. На платформе, между поездами, на площадках вагонов, завязался крайнего ожесточения рукопашный бой. В полном мраке, освещенные лишь вспышками выстрелов, дрались люди, одни – воодушевленные сознанием своего количественного превосходства, другие – зная, что помощи ждать неоткуда и надо ее искать в личной стойкости. Не преодолев сопротивления, противник отхлынул, оставив много трупов. Понес потери и отряд. Двое приказных прикомандированного к нему отряда кременчугской державной варты было убито, несколько ранено. Легко раненные капитан 1-го ранга Тыртов и лейб-гвардии Преображенского полка штабс-капитан Дейтрих-Белуха-Кохановский [115]остались в строю.
109
Соболевский Михаил Яковлевич (Хан-Кирант-Мирза-Соболевский), р. в 1883 г. Из рода ногайских ханов. Окончил Полоцкий кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище (1903). Полковник 1-й артиллерийской бригады (6-й Сибирской стрелковой артиллерийской бригады). Осенью 1918 г. сформировал и возглавил добровольческий отряд в Полтавской губ. (с 1 декабря 1918 г. – Отдельный Полтавский добровольческий батальон). С мая 1919 г. командир 3-го батальона Ливенского отряда. В Северо-Западной армии; на 6 августа 1919 г. командир 3-го Полтавского стрелкового полка 5-й (Ливенской) дивизии, летом-осенью 1919 г. начальник штаба той же дивизии. Весной 1920 г. в 3-й Русской армии в Польше. В эмиграции в Данциге, председатель объединения Ливенского отряда. Умер 7 июня 1930 г.
110
Впервые опубликовано: Приказ по 3-му Стрелковому полку дивизии св. кн. Ливена. № 1-а. 6 августа 1919 года // Памятка Ливенца. 1919-1929. Рига, б. г.
111
Князь Черкасский Михаил Борисович, р. в 1882 г. в Новочеркасске. Окончил Морской корпус (1901). Контр-адмирал. С ноября 1918-го в русских добровольческих отрядах на Украине, с декабря 1918 г. помощник командира в Отдельном Полтавском добровольческом батальоне. Взят в плен 27 декабря 1918 г. Расстрелян большевиками в январе 1919 г. в Золотоноше Полтавской губ.
112
Бобошко Лев Александрович, р. в 1883 г. Окончил Николаевское кавалерийское училище, академию Генштаба. Полковник л.-гв. Уланского Ее Величества полка. В ноябре 1918 г. в русских добровольческих отрядах на Украине. В Северо-Западной армии; с мая 1919 г. в 3-м батальоне Ливенского отряда, в июле 1919 г. командир роты 3-го полка (в списках армии с 10 июля 1919 г.), на 6 августа 1919 г в 3-м стрелковом полку 5-й (Ливенской) дивизии, летом, в декабре 1919 г. командир 19-го пехотного Полтавского полка, с ноября 1919 г. начальник 5-й дивизии, затем начальник 1-й стрелковой дивизии 3-й Русской армии в Польше. Генерал-майор. В эмиграции в Германии, Греции и США. Делегат Зарубежного съезда 1926 г. Умер 25 декабря 1968 г. в Нью-Йорке.
113
Тыртов Дмитрий Дмитриевич, р. в 1880 г. Окончил Морской корпус (1900). Капитан 1-го ранга, старший офицер, командир линейного корабля «Гангут». С ноября 1918 г в русских добровольческих отрядах на Украине. В Северо-Западной армии; 1919 г. командир Наровской речной флотилии, в декабре 1919 г. начальник Морского управления. Ранен. В эмиграции во Франции, возглавлял 4-ю группу ВМС. Умер 6 июня 1936 г. под Парижем.
114
Никифораки Аполлинарий Николаевич, р. в 1880 г. Окончил Морской корпус (1900). Капитан 1-го ранга. С ноября 1918-го в русских добровольческих отрядах на Украине. В эмиграции во Франции. Умер 26 декабря 1928 г. в Ницце (Франция).
115
Дейтрих-Белуха-Кохановский Владимир Владимирович. Штабс-капитан л.-гв. Преображенского полка. Георгиевский кавалер. Осенью 1918 г. в русских добровольческих отрядах на Украине – в Селещанском отряде и Полтавском добровольческом батальоне. Взят в плен 25 декабря 1918 г. С мая 1919 г. в 3-м батальоне Ливенского отряда. В Северо-Западной армии (зачислен с 10 июля 1919 г.); на 6 августа 1919 г. в 3-м стрелковом полку 5-й (Ливенской) дивизии, в декабре 1919 г. командир батальона 19-го пехотного Полтавского полка. Трижды ранен. Капитан. В эмиграции в 1931 -1933 гг. возглавлял Союз инвалидов и группу Ливенцев в Греции (Афины). Председатель Союза инвалидов в Греции. Умер 10 июня 1960 г. в Афинах.