Наблюдавший эту картину Савинков, обращаясь ко мне, сказал: «Эх, Василий Осипович, добрый вы человек — что вы с ними цацкаетесь? Расстрелять эту сволочь, да и дело с концом. Ведь попадись мы с вами к этим молодчикам, они ремнями содрали бы с нас кожу. Я только что бежал от них и видел, что они делали с пленными…»
Согласно диспозиции конной группе, то есть мне, нужно было после обстрела станции Тюрельма не задерживаясь двигаться на Свияжск, который, предполагалось, должен был быть очищенным от красных. Мы шли, держась сжатым кулаком, имея в полуверсте впереди себя дозорных, которые уже с окраинных улиц видели в центре площадь, заполненную повозками, кухнями и какими-то войсками.
Из-за угла ближайшего перекрестка прямо на дозорных шел автомобиль «Минерва», который сразу уткнулся в первые ворота. Из него вышли два человека и быстро скрылись в калитке ворот, пока дозорные, имевшие из предосторожности винтовки на коленях, разговаривали с шофером, приказав ему ехать ко мне. На глазах дозорных заполненная площадь как бы закипела. Все разбегались, кто куда мог.
Из расспросов шофера оказалось, что он вез Троцкого и его адъютанта, но нам в подробности входить было некогда. Положение конной группы (то есть нашей) было пикантным. Пришлось спешно повернуть в первую попавшуюся боковую улицу, на спокойной рыси выбраться на окраину города, проехать в поле и только там перевести коней в шаг, придерживаясь направления на юг к деревне, где должны были быть наши главные силы. К ним мы присоединились перед наступлением вечерней темноты, когда части втягивались в только что покинутую красными деревню.
Нас встретил Каппель, поблагодарил за отличную работу и рассказал, что наступление на Свияжск было отложено, так как некоторые наши наступающие части ошиблись в направлении. Выправить его взяло много времени, и пришлось ограничиться боем за это село. В конную группу, то есть ко мне, было послано три сообщения, которые не удалось нам доставить. Наши кони были сильно утомлены переходом, мы вели их в поводу, часто останавливаясь, втягиваясь в большое село.
В нашей группе начальников шли Каппель, Савинков, Фортунатов и я. Немного сзади нас шел тоже член самарского военного штаба В. И. Лебедев. Из ворот вышла старушка крестьянка и, подавая довольно увесистую краюху хлеба Лебедеву, сказала: «На-ка, родимый, чай, изголодались за день-то денской, покушай!..» Лебедев почти вырвал у нее хлеб и, догоняя нас, крикнул Савинкову: «Борис Викторович, смотри-ка, народ-то за нас»…
Савинков, не останавливаясь, резко ответил: «А ты думаешь, что баба разбирается, белый ты или красный?»…
Троцкий
От пленных и от захваченного в Свияжске шофера Троцкого узнали, что Троцкий недавно прибыл из Москвы с 200 матросами, отборными коммунистами, и теперь наводит порядок и дисциплину в красных войсках. За неделю он расстрелял более двадцати красных командиров, не пригодных к занимаемым ими должностям. Рядовых бойцов он тоже не щадил, вводя железную дисциплину. Из центра прибывали в большом количестве резервы.
Ночью из Нижнего У слона пришло донесение от сербов, что они не в силах выдерживать наступление красных и завтра принуждены будут отходить, отдав им Нижний У слон. Это могло оголить наш фланг и дать возможность красным оказаться в тылу Народной армии.
Каппель принужден был отказаться от Свияжска и идти на помощь сербам. В этом районе Каппель в течение четырех дней выдержал кровопролитный бой совместно с сербами и чехами. Но напрасно лилась кровь. Деревни по нескольку раз переходили из рук в руки. Троцкий вводил в бой всё новые части. Народная армия, чехи и сербы несли громадные потери, но позиций своих не сдавали. Командование приказало Каппелю бросить позиции, погрузиться на пароходы и баржи и спешно идти под Симбирск в третий раз.
Следуя вниз по Волге, Каппель, не доходя до Симбирска, был вынужден выгрузить свои войска в Тетюшах, на левом берегу Волги, с тем чтобы прикрыть отход войск из Симбирска.
Доброволец Рыжинский
Во время жесточайших боев у Свияжска Народная армия должна была атаковать деревню Николаевку. На рассвете все части собрались на сборном пункте. И как только батарея встала, со стороны расположения пехоты ко мне подбежал пехотинец-доброволец Рыжинский и в нервно-приподнятом тоне просил меня, уже не в первый раз, перевести его из пехоты в батарею, где у него было много приятелей-однокашников.