Между тем центробежные стремления окраины были объяснимы.
Финляндия, коренные польские земли западнее Немана и Буга, вся правобережная (т. е. расположенная на западном берегу Днепра) Украина (кроме г. Киева), Бессарабия и Закавказье были вовлечены в состав Российской империи лишь примерно за сто лет до начала нашей Гражданской вой ны. Полное замирение Кавказа относится лишь ко второй половине XIX в., и только прибалтийская провинция (Ингерманландия, Эстония и Латвия) вошли в состав империи за два столетия до начала Гражданской войны.
Паралич центра в 1917 г. сразу нарушил то тяготение, которое уравновешивало центробежные стремления окраин.
Уже Февральская революция, свергнувшая создавшую из Московской Руси Российскую империю династию, нанесла непоправимый удар престижу и собирательной способности центра. Историческая роль нашей династии в цементировании разноплеменного государства Россий ского и в связи центра с окраинами, безусловно, была недооценена русской контрреволюцией. Авторитету и престижу центральной власти падением династии был нанесен жестокий удар. Замена понятия государства Российского, исторически вылившегося в Российскую империю, идеей национальной России в корне нарушала те взаимоотношения между центром и окраинами, на которых держалось здание империи. Удельный вес центра упал, а удельный вес окраин повысился. Печальный опыт растратившего за восемь месяцев своего существования в 1917 г. престиж центра Временного правительства ставил под большой вопрос собирательную способность заменившей идею общероссийской династии идеи национальной России. Вопрос был, пожалуй, не столько в том, насколько идея монархии была возможна и уместна в эпоху нашей Гражданской войны, сколько в том, что падение династии в корне меняло иерархию отношений центра к окраинам. Взамен исторически сложившихся взаимоотношений, основанных на подчиненности интересов окраин интересам объединявшего и представлявшего общеимперскую идею центра, рождалась идея договорных отношений между ними. Идея национальной России в разноплеменной империи, наследуя традиции российской монархии, не обладала ни ее авторитетом, ни ее возможностями. Окраины поняли это сразу, и в этом основная причина того разнобоя в стане противников красных, который так типичен для эпохи нашей Гражданской войны. Навыки и приемы императорской России были не по плечу ее наследникам. Падение династии рождало новую эру не подчиненных, а договорных отношений между представителями общероссийского центра и центробежными силами российских окраин.
Принявшее участие в нашей Гражданской войне население октябрьским переворотом было разделено на два стана. С одной стороны – правящие и имущие классы и офицерство, за счет унижения и разорения которых другая часть населения получила столь желанные для них мир и землю. Именно мир, какой угодно ценой, хотя бы, по образному выражению самих же большевиков, даже «похабный», и «черный передел» земли крестьянством, а не классовая война или «перманентная революция» Троцкого были лозунгами, нашедшими отклик в широких слоях населения России, поддержавших большевиков.
Но кроме этих двух основных группировок выделились еще два слоя «наследников революции», выигравших от нее и заинтересованных в ее углублении и продолжении. Рабочему классу Октябрьская революция дала власть, и его партия – коммунистическая – стала единой правящей партией в стране. С другой стороны, Февральская революция ввела в правящий слой полуобразованные классы, не имевшие доступа к верхам социальной (кстати, очень демократической, ибо образование давало возможность занятия самых высших постов в империи независимо от происхождения) иерархии Российской империи. Получив от революции доступ к верхам власти, они цепко за нее держались. «Полуинтеллигенты», или так называемая «революционная демократия», в 1917 г. заставили признать их «годность» править Россией. Изгнанная из центра большевистским переворотом, заменившим ее пролетариатом, она осела на не освоенных еще большевиками к началу Гражданской войны окраинах и крепко держалась за вы рванные ею еще в начале революции, до большевизма, привилегии.