Мы закончили совместную трапезу. Начальник поезда убрал со стола и ушел куда-то. И вдруг Эльза заговорила о таком, чего я услышать прямо сейчас от нее не ожидал:
— Вас, Вячеслав Рудольфович, наверное, обидело немного, что я так быстро застрелила этих бандитов, что даже с вами не посоветовалась? Так для меня это самое привычное дело стрелять быстрее, чем подумаю. Это что-то звериное во мне сидит. Я в первый раз человека застрелила еще в Петрограде в семнадцатом, когда принимала участие в штурме Зимнего дворца. Тогда матросы наши революционные дали мне «Маузер». Ну я и шмальнула в юнкера. Совсем молодой он был, почти мальчишка, а целился прямо в меня из винтовки. Что оставалось делать? Вот и убила его. Первый раз мне плохо сделалось от вида смерти. Но, потом быстро привыкла. Ведь Гражданская началась. И повсюду людей убивали. Время такое было тогда. И я в тот год экспроприациями занималась вместе с отрядом матросов. А в восемнадцатом назначили меня товарищи военным комиссаром Особого отряда. Мы хлеб изымали. По избам крестьянским ходили. План по продразверстке выполняли. Стреляли в нас. Засады делали. Ну и мы стреляли. Я со всеми бойцами наравне была. Стрелять за тот год научилась хорошо. Понимала я, что от этого умения моя жизнь зависит. Многих вокруг убили моих товарищей. А я уцелела. Повезло, наверное. Стреляла я всегда первой. Влезала во все заварухи. Не боялась смерти. Потому направили меня в Особый отдел ВЧК. Там тоже все время в перестрелках участвовала. Враги меня всерьез не воспринимали, не ожидая, что женщина сумеет выстрелить точно. А я могла. Это для врагов неожиданностью было. Бурная в те годы у меня жизнь получилась. Одни приключения. В двадцатом я на Юго-Западном фронте воевала, а с двадцать второго года получила должность заместителя начальника Подольской ГубЧК. Там все меня боялись. Ходили слухи уже о моем хорошем владении оружием и о моей везучести. Сотрудников у нас не хватало. И я там сама врагов арестовывала. Сама тройки собирала из наших инвалидов, раненых на войне сильно. Сама и судила, а инвалиды только подписывали мои решения. И расстреливала я тоже сама. Все тогда приходилось мне самой делать: и следователем быть, и судьей, и палачом работать тоже. Мне даже дали кличку подпольную «Тигрица». Но, чего только не сделаешь во имя революции, если предан ей всем сердцем! А я такая! И вам я всем сердцем предана, Вячеслав Рудольфович!
Глава 22
Воспользовавшись тем, что никого, кроме нас, в помещении передвижного штаба не было, я обнял Эльзу, а она тут же обвила руки вокруг моей шеи. И мы с ней слились в долгом поцелуе. А потом я увлек секретаршу за собой в купе, где мы вдвоем снимали стресс друг другу с помощью любовных упражнений в разных позах. А она, надо сказать, проявила себя очень опытной в подобных делах. И я убедился, что все слухи о том, что в двадцать первом веке женщины опытнее, чем в старые времена, являются выдумкой. Эльза только что убедила меня в обратном. Когда мы уже лежали с ней в обнимку, отдыхая после очередного безумного любовного приступа на моем генеральском диване, я взял ее руку в свою и внимательно рассматривал длинные пальцы этой женщины, которые казались нежными с виду, но способны были причинять смерть решительно и быстро, в чем я тоже воочию убедился сегодня.
Забыв на какое-то время обо всем на свете, мы с Эльзой вернулись к действительности, как только раздались звонки со стороны телеграфного аппарата. И, застегивая на ходу свое зеленое бархатное платье, надетое наспех без нижнего белья, Эльза выскочила от меня, чтобы принять очередную телеграмму. Пока Эльзы на рабочем месте не было, информации уже поступило столько, что бумажная лента не только вывалилась на пол, но и собралась в приличную кучу, которую секретарше предстояло срочно разбирать. А звонками аппарат сигнализировал о том, что запас ленты кончается, и необходимо поставить новую катушку.
Пока она возилась с капризным аппаратом, я неторопливо привел себя в порядок и, усевшись за большим штабным столом, снова разглядывал свою секретаршу, занятую привычной работой. В тот момент я думал о том, что, наверное, настоящий чекист и должен быть таким, как она: фанатично преданным делу революции, бесстрашным, решительным и смертельно опасным для врагов. Эльза старалась во всем соответствовать образу честной и беспощадной революционерки. И у нее, надо сказать, получалось это получше, чем у многих других. Во всяком случае, в своей непримиримости по отношению к политической контре и к обычным бандитам она была вполне искренней, не допуская никаких компромиссов с врагами. Разговор с ними у нее был коротким: пули вместо слов.