— Посмотрите все внимательно на предмет в моей руке. Он красиво блестит в свете электрических ламп.
Молотов, врач и медсестра молча взглянули, куда я хотел. А Ворошилов пробормотал, рискуя испортить весь эксперимент:
— Ну, шприц блестящий. И что?
Но, не обращая внимания на наркомвоенмора, я продолжал свою импровизацию, делая плавные пассы свободной рукой, и как бы посылая с каждым своим движением на присутствующих усыпляющее поле, я говорил ровно и монотонно:
— Начинаю отсчет. Один. И вы внимательно смотрите на шприц. Два. И вы закрываете глаза. Три. И вы засыпаете стоя. Четыре. И вы забываете откровения Сталина, сказанные Менжинскому. Пять. И вы помните, что Сталин назначил Менжинского своим преемником. Шесть. И вы закрепляете это знание, продолжая спать стоя.
Они затихли. Тут я решил проверить, насколько хорошо сработала моя способность к гипнозу. Подойдя к каждому, я потрогал их, но никакой реакции не было. Застыв, словно скульптурные изваяния вокруг койки со спящим генсеком, все четверо, действительно, находились в трансе. Даже Ворошилов. А я вновь поразился своим новым удивительным возможностям. Впрочем, настало время вывести их из этого необычного состояния. Я опасался, что длительный гипнотический сон мог повредить их психике. К тому же, снаружи у двери палаты своей очереди на посещение Сталина дожидался Петерсон, который мог зайти в любой момент. Потому я продолжил:
— Семь. И вы просыпаетесь, забывая о сеансе гипноза.
Они зашевелились и уставились на меня. Первым заговорил Молотов:
— Только что Иосиф Виссарионович назвал товарища Менжинского своим преемником. Надеюсь, что это слышали все присутствующие?
Врач с медсестрой кивнули. Ворошилов тоже. И у меня отлегло от сердца. Теперь я точно убедился в том, что мой гипноз сработал, как надо, а ввернуть фразу про то, что Менжинский назван преемником, труда не составило, хотя, разумеется, это было моей собственной выдумкой.
— Эту новость необходимо немедленно довести до всего состава Политбюро, — поддержал Молотова Ворошилов.
Тут уже и я инициативу перехватил, сказав:
— Не знаю, почему товарищ Сталин выбрал именно меня, но вы это слышали. А потому, раз уж мне надлежит руководить, я хотел бы спросить вас, товарищ Ворошилов, о том, какие меры принимаются для подавления мятежа троцкистов? Вот вы сейчас здесь, а кто же командует войсками?
— Не беспокойтесь, Вячеслав Рудольфович, там Семен Михайлович Буденный командует. Он опытный командир, инспектор кавалерии. Когда Тухачевский, фактически, отказался содействовать, я вызвал Буденного с его инспекторской должности, назначив командующим всех сил, задействованных против мятежников. Троцкистов Буденный не любит. Он привел с собой полк кавалеристов и полчаса назад докладывал мне, что враг надежно блокирован в Горках. Сейчас принимаются все меры для окружения…
Я перебил:
— Неплохо, товарищ Ворошилов! Но, скажите мне, что же вы собираетесь делать с этим двоевластием в вашем ведомстве? У меня есть предложение немедленно отстранить Тухачевского от командования генштабом, а за саботаж и пособничество троцкистам его арестовать.
— Аресты — это по части вашего ведомства. А у вас там на Лубянке сейчас бардак не меньший творится, чем у нас! — парировал наркомвоенмор.
— Ничего. Сейчас и там порядок наведем. Везде наведем. Даже не сомневайтесь, — заверил я Ворошилова.
Тут и Молотов вставил свое слово, говоря, как бы, и за Ворошилова:
— Можете рассчитывать на нас, товарищ Менжинский. Мы всегда вас поддержим. Мы оба явились свидетелями того, насколько сильно доверяет вам товарищ Сталин. Потому и мы доверяем полностью. И мы оба рады, что вы назначены руководителем на то время, пока Коба болеет. Разве не так, Клим?
И наркомвоенмор кивнул, согласившись с Молотовым. Меня немного удивляло то, что Молотов не выразил ни малейшего разочарования тем, что Сталин не назвал преемником его самого, хотя по должности, как секретарь ЦК, он как раз подходил гораздо больше. Впрочем, зная его биографию, я понимал, что этот человек всегда предпочитал оставаться немного в тени, не лез вперед, предпочитая роль некоего «серого кардинала», который дает советы самому главному, но никогда не несет бремени главной ответственности. А тут и повод появился в трудный момент спихнуть всю эту главную ответственность на кого-то еще, и почему бы не на Менжинского, в самом деле? Ворошилов же, помимо всех остальных соображений, которые не бросались в глаза, всегда поддакивал Молотову в силу того, что считал его весьма умным человеком, в отличие от себя самого. Ведь Ворошилов прекрасно осознавал все собственные недостатки, потому и избрал для себя сознательно роль ведомого в этом тандеме. И, разумеется, возражать против объявления Менжинского преемником, он тоже резонов не видел.