— Вот теперь-то вы, Вячеслав Рудольфович, наведете настоящий порядок в стране! А я вам помогу. Обязательно надо принять закон против всех кремлевских жен. Чтобы не смели эти сучки использовать служебный транспорт мужей в своих целях, а носили бы, например, только строгие платья и косынки на головах, как утвержденную униформу, одинаковую для всех женщин подобного статуса.
В Эльзе, разумеется, говорила обыкновенная женская зависть. Но, что-то в этом, возможно, было и здравое. Во всяком случае, подобные меры пригасили бы распространение зависти к женам высших партийцев в народе. Ведь вызывающее поведение некоторых подобных женщин, возомнивших себя новой советской аристократией, только подпитывало народное недовольство.
Времени до заседания оставалось все меньше. К тому же, участники Политбюро постепенно начинали собираться, приходя пораньше. Когда мы с Ворошиловым возвратились в Кремль, Молотов уже находился на месте. И он сразу же поинтересовался:
— Ну, что там у Буденного?
Из чего я сделал вывод о том, что Ворошилов успел поставить секретаря ЦК в известность о нашей поездке.
— Пока мятежников он сдерживает. Да еще и бронепоезд товарищ Менжинский прислал ему на подмогу, — ответил наркомвоенмор.
— И что, как обстановка? Стреляют там? Или еще до этого не дошло? — опять спросил Молотов.
— При нас не стреляли. Но, когда уже мы отъехали немного, то сзади как раз перестрелка началась. А еще Буденный рассказывал об утренней стычке, в которой погибли несколько всадников, напоровшись на пулеметы троцкистов, — сообщил Ворошилов.
— Значит, они все-таки переступили черту, раз из пулеметов стреляют по красным кавалеристам. Это очень тревожный признак! — констатировал Молотов.
Остальные члены Политбюро тоже собрались значительно раньше назначенного времени. Уже без четверти два они заняли свои места в зале для совещаний. Всем им не терпелось узнать последние новости о состоянии Сталина и о положении с мятежом. Но, ситуация оставалась пока в прежней поре.
Как мне докладывали, Сталин по-прежнему спал у себя в палате, пребывая в том же состоянии между жизнью и смертью, в котором и находился после операций. Хотя врачей факт, что главный пациент страны заснул, все-таки немного обнадеживал, поскольку они считали, что во сне организм восстанавливается быстрее. А по поводу мятежа перед самым совещанием мне доложили, что разведка боем с двух сторон вдоль реки показала наличие пулеметов у мятежников и на этих направлениях. Отчего кавалеристы Буденного пока отступили, чтобы избежать лишних потерь. А мой бронепоезд, прибыв на ближайшую станцию, открыл огонь из орудий по расположению мятежников. И обстрел Горок с окрестностями с тех пор не прекращался.
Не всем членам Политбюро докладывали о ситуации настолько подробно и быстро, как мне. Но, я знал, что у каждого из этих товарищей имелись собственные осведомители и в ОГПУ, и в армии. Все они тоже находились в той или иной степени в курсе событий. Потому на лицах у присутствующих читалась серьезная озабоченность. И, в то же время, я улавливал некоторую растерянность. Многие из присутствующих до сих пор не могли понять, почему же Сталин назначил своим преемником не кого-нибудь из них, а именно Менжинского. И теперь они разглядывали меня так, словно бы видели впервые, а над длинным столом для заседаний повисло тяжелое молчание.
И только один Рыков нарушил эту тревожную тишину, задав мне вопрос:
— А есть ли у вас, товарищ Менжинский, какая-нибудь политическая программа?
И они все уставились на меня, ожидая, что я скажу. Потому мне ничего не оставалось, как выступить с небольшой импровизированной программной речью:
— Товарищи! Я считаю, что мы должны создать в Советском Союзе такое общество, которое будет полностью нацелено не на пустую говорильню, не на лозунги, какими бы красивыми они не были, а на настоящее созидание и служение своей стране и своему народу. Я считаю, что мы должны соблюдать принципы справедливости, целесообразности и разумной достаточности во всем. И начать следует с самого высшего звена. Даже в быту каждый из советских и партийных руководителей обязан соблюдать эти принципы сам, ежедневно следовать им в своей семье и прививать их своим детям.
Нам, коммунистам, чуждо чрезмерное потребление, но надо помнить о том, что революция делалась для того, чтобы народ стал жить лучше, а не хуже. И потому улучшение жизни народа я считаю важнейшим приоритетом для партии и советской власти. Наши люди не должны быть рабами, зависимыми от хозяев жизни. А хозяином своей жизни должен сделаться со временем каждый советский человек. Только если наши люди станут грамотными и будут обустроены в бытовом плане, то у них появятся новые возможности для созидания и для творчества.