Разумеется, в отличие от силовых структур, Сталин использовал свою армию партийцев-большевиков не как прямую жесткую силу, а скорее, как силу мягкую, но, тем не менее, очень действенную. Ведь в любом трудовом коллективе партийная власть с каждым годом советской власти только крепла и нарастала. Впрочем, власть называлась «советской» лишь номинально, становясь все больше властью именно партийной. Поскольку именно партийное руководство уже решало все вопросы, связанные как с внутренней жизнью коллективов в целом, так и с поведением отдельных сотрудников. Партактивы все более тщательно следили не только за выполнением партийных предписаний и установок, спущенных на места из центра, но и за моральным обликом каждого сотрудника.
И подобные первичные парторганизации распространялись повсюду, прорастая на любом предприятии или даже в воинском коллективе, словно грибы из грибницы. Благодаря усилиям ЦК, своей обширной сетью партийные организации проникали в каждое учреждение Советского Союза, независимо от размера и важности. Хоть на заводе, хоть в магазине, хоть в школе, хоть в прачечной, хоть в совхозе, хоть в воинской части, — повсюду имелись парторги и партийные активисты. К 1928 году партия большевиков набрала огромную силу, разросшись не только количественно, но и распространившись организационно по всей огромной стране.
А сам товарищ Сталин все больше напоминал мне своим функционалом некоего паука, который крепко держал все ключевые нити этой своей красной паутины-грибницы, сотканной им и его организационно-распределительным отделом ЦК из великого множества партийных организаций. И, если партийные сотрудники из лаборатории Бокия не подтвердят моих слов, то для меня обеспечены неприятности со стороны генсека. А мне было совсем не нужно, чтобы Сталин уличил меня во лжи, тем более сейчас, когда мои отношения с ним неплохо наладились. Да и такой мощный союзник был просто необходим мне на этом этапе, чтобы распространить свое влияние в высших эшелонах властных структур СССР. Ведь перемены я задумывал грандиозные.
Потому в самом начале нового рабочего дня, после того, как полюбезничал со своей верной секретаршей Эльзой и просмотрел свежие газеты, я вызвал начальника отдела СПЕКО в свой кабинет. Вот только вместе с ним явился и новый Особый Комиссар Ежов. Но, я сразу нашел, что сказать этому гному:
— Опаздываете, товарищ Ежов! А наша служба требует точности. И запомните на будущее, что появление в кабинете Председателя ОГПУ всегда заранее согласовывается с его секретаршей.
Он потупился и пробормотал в свое оправдание:
— Извините, товарищ Менжинский. Мне сотрудники оформляли пропуск, а еще и ключи от пустующего кабинета долго искали и выдавали.
— Покорнейше прошу впредь соблюдать внутренний регламент нашего учреждения, — сказал ему я довольно строгим тоном, желая сразу поставить этого выскочку в рамки. И добавил:
— А сейчас, думаю, вам стоит пройти в кабинет моего заместителя товарища Москвина, который и введет вас в курс дела о нашем регламенте и по всем остальным вопросам.
— О! Какое совпадение! Мой прежний начальник по орграспредотделу ЦК, как вы знаете, тоже носит такую же фамилию! — радостно воскликнул Ежов.
— Вот и отлично, надеюсь, что вы сработаетесь с нашим Москвиным, имя и отчество которого Михаил Александрович, — проговорил я, сплавив, таким образом, Ежова к Трилиссеру.
Впрочем, я, конечно, заранее предупредил начальника ИНО. Мы встретились с ним в холле и переговорили с глазу на глаз еще до того, как я вошел в свой кабинет этим утром. После событий вокруг Генриха Ягоды я стал вполне доверять этому человеку, считая, что в деле он уже проверен достаточно. Во всяком случае, он не подвел в трудной и опасной ситуации, а его сотрудники сделали все, что от них требовалось. Да и храбрость Трилиссер при мне проявил, лично разоружив Ягоду. А это само по себе многого стоило.
Потому я прямо сказал начальнику ИНО, что партийцы приставили к нам своего соглядатая, мерзкого типа Николая Ежова. А потому надо бы, во-первых, сразу же начинать собирать компромат на него, а во-вторых, следует нам троим, Трилиссеру, Бокию и мне, выработать такие методы конспирации, чтобы все самые важные вопросы умудряться решать за спиной этого карлика, не посвящая его в детали, а выдавая ему на официальных совещаниях нашего нового триумвирата лишь очень общую картину деятельности ОГПУ, которую он и будет докладывать Сталину. И Трилиссер пообещал принять все возможные меры, включая круглосуточное наблюдение и добычу материалов личного дела засланца, которое находилось в аппарате ЦК. И к нам в ОГПУ эту секретную папку партийцы, естественно, передавать не собирались.