Что касается Заковского, то, оказавшись в центре этих грандиозных событий, он стал раздуваться от сознания собственной значимости, что, в частности, проявилось в форме публицистического зуда. Иначе трудно объяснить его появление на арене сибирской агитационной публицистики с брошюрой «Физкультуру на службу пятилетке», изданной в январе 1931 года в Новосибирске тиражом пять тысяч экземпляров. Чем было вызвано вторжение главного сибирского чекиста именно на «физкультурный фронт», сказать трудно. Расправившись с буржуазной идеологией физической культуры («рекордсменство, чемпионство, профессионализм»), автор нацеливал молодежь на «ударничество», «соцсоревнование», «мобилизацию на штурм прорывов» и твердо бил в одну точку: «Перед нами стоят колоссальные задачи, главная из которых — разрешение Урапо-Кузнецкой проблемы»[39]. Как покажет будущее, публицистика станет слабостью сурового чекиста.
В апреле 1932 года «сибирская эпопея» Заковского закончилась, и его направили в Минск полпредом ОГПУ по Белоруссии. Но теперь он не был одиночкой, как шесть лет назад, появившись в Сибири. Теперь вместе с ним в Белоруссию уезжали Г.А. Лупекин, А.К. Залпетер, Г.С. Сыроежкин, Ф.Г. Радин, И.М. Биксон, г В.И. Некраш, В.И. Ринг и прочие «сибиряки». В Минске Заковскому предстояло проработать более двух лет. Это время для нового полпреда могло стать не столь напряженным: республика маленькая, коллективизация проведена, «буржуазно-националистические» группы ликвидированы, члены «политической оппозиции» известны наперечет. Единственная серьезная забота — государственная граница, но ею с мая 1932 года занимался опытный руководитель, новый начальник Управления погранохраны и войск ГПУ БССР Федор Григорьевич Радин. Но спокойная обстановка, г вероятно, не устраивала Заковского, слишком деятельной была < натура этого верного соратника Дзержинского.
По прибытии в столицу Белоруссии Леонид Михайлович занялся решением кадровых вопросов. Приехавшая с ним команда; сибирских чекистов вскоре заняла большинство руководящих мест в аппарате полпредства: Г.А. Лупекин стал начальником СПО, А.К. Залпетер — начальником 00, И.М. Биксон — начальником Могилевского оперсектора, Ф.Г. Клейнберг — начальником Витебского оперсектора ОГПУ и т. д. Внимательно присматривался Заковский и к новым сотрудникам, которых застал в ГПУ Белоруссии. Два таких чекиста, Н.Е. Шапиро-Дайховский и К.Я. Тениссон, смогли быстро завоевать его доверие и войти в круг товарищей наравне с «сибиряками».
Натан Евневич Шапиро-Дайховский был местным уроженцем, из семьи еврейского столяра, в партии состоял с 1920 года. Тогда же попал в органы: работая в милиции местечка Деречин, был завербован секретным сотрудником Особого отдела 16-й армии, причем вербовку провел уполномоченный по агентуре К.Я. Тениссон, так что с ним они были старыми знакомыми. Карл Яковлевич Тениссон был латышом, столярничал в Риге, затем воевал в красных латышских полках. С 1920 года перешел на работу в органы ЧК-ГПУ Белоруссии, служил начальником особого отдела дивизии, корпуса. При Заковском Тениссон «пошел в гору» — руководил Мозырским и Гомельским оперативными секторами ОГПУ, а в октябре 1934 года был назначен начальником Управления рабоче- крестьянской милиции НКВД БССР. Его «крестник», Шапиро-Дайховский, тоже уверенно продвигался по службе, к июлю 1931 года уже был заместителем начальника Особого отдела ОГПУ Белорусского ВО, а с приходом Заковского сумел стать его «правой рукой». В июле 1934 года (когда ОГПУ было преобразовано в НКВД) он уже одновременно руководил Особым и Иностранным отделами УГБ НКВД БССР[40]. В декабре 1932 года оба друга-чекиста, Шапиро-Дайховский и Тениссон, к пятнадцатилетию ВЧК-ОГПУ были награждены орденами Трудового Красного Знамени Белорусской ССР. Тогда же в Минске вручили второй орден Красного Знамени Заковскому, «награда нашла героя» за его «сибирские подвиги»…
В начале 30-х годов в высшем руководстве страны устоялось мнение о «…растущей опасности военной интервенции против СССР». В числе главных интервентов оказалась Польша, являвшаяся якобы основным плацдармом империалистических государств. Современный анализ архивных документов не подтверждает подобных взглядов руководителей Страны Советов. Глава Польши Юзеф Пилсудский в течение 20-х и начала 30-х гг. придерживался мнения, что «…он победил в одной войне (имеется в виду советско-польская война 1920 года. — Прим. авт.) и зачем рисковать в другой». Поляки были просто неспособны вести военные действия со своим восточным соседом: экономический кризис в стране, трудное внутриполитическое положение, ограниченность людских и материальных ресурсов.