«Начальнику Главного управления РККА
тов. Фельдману
Согласно личным переговорам посылаю труд А.И. Верховского «О военно-научной работе».
Помощник начальника Особого отдела ОГПУ
15 июня 1933 года Добродищев»
«Народному комиссару обороны Союза ССР тов. Ворошилову
По Вашему приказанию я дал через Особый отдел ОГПУ задание Верховскому А.И. написать о «Глубокой тактике». Работу его, вернее набросок, направляю Вам для ознакомления. Некоторые его мысли заслуживают внимания.
Начальник Главного управления РККА
20 июня 1933 года Фельдман»
«Политбюро ЦК ВКП(б). Тов. Сталину
Посылаю копию заявления Верховского А.И. и его статьи: «Выводы на опыте русско-японской войны 1904–1905 годов с точки зрения нашей борьбы против японского империализма в 1934 году».
Если и допустить, что, состоя в рядах Красной Армии, Верховский А.И не был активным контрреволюционером, то во всяком случае другом нашим он никогда не был. Вряд ли теперь стал им. Это ясно.
Тем не менее, учитывая, что теперь обстановка резко изменилась, считаю, что можно было бы без особого риска его освободить, использовав по линии научно-исследовательской работы.
Ворошилов
9 мая 1934 года»[127]
Как усматривается из приведенных выше документов, «там, наверху», делом Верховского интересовались, им занимались самые высокие инстанции. В результате, после трех лет тюремного кошмара, Верховский освобождается из-под стражи. И все это только потому, что Сталин и Ворошилов благожелательно отнеслись к научным трудам опального профессора. Свобода и на сей раз была дарована Верховскому, однако подозрения в отношении него так и остались. И не только у органов госбезопасности, недовольных уже тем, что такая «золотая рыбка» ускользнула из их невода. Они остались, как это четко обозначено в записке Ворошилова Сталину, у самого наркома обороны. Несмотря на верноподданнические заверения Верховского в обратном.
Недоверие оставалось и после возвращения его в ряды Красной Армии. О прежней должности в войсках не приходилось и думать. Зачисленный в распоряжение Разведуправления РККА, Верховский вынужден довольствоваться отдельными разовыми, зачастую второстепенными, заданиями, что ни в коей мере не могло удовлетворить такого крупного теоретика и практика, каким являлся вчерашний профессор Военной академии имени М.В. Фрунзе. И снова он вынужден обращаться к Ворошилову: «…Я чувствую себя невыносимо глупо. Я восстановлен в Красной Армии, получаю большое содержание и внешне все как будто хорошо, но мне не дают работать. Единственное, что я делаю – это составление компилятивных статей для «Информсборника». Между тем мне 48 лет, за плечами не часто встречающийся опыт трех войн и 25 лет научной и практической работы и горячее желание сделать все для того, чтобы то величественное дело, которое делает под руководством партии наша страна, не было сорвано…»[128]
Не сразу, но все же режим вокруг Верховского был несколько смягчен. Его назначают преподавателем на стрелково-тактические курсы «Выстрел». Это был не лучший, но все-таки выход из положения, хотя до ранга академии «Выстрелу» было далеко. И только в 1936 году позиции Верховского значительно упрочились – его перевели преподавателем в Академию Генерального штаба. Но работать там пришлось совсем недолго – 11 марта 1938 года комбриг Верховский был снова арестован, на этот раз уже окончательно и бесповоротно. Не пришли на помощь ни Ворошилов, ни Сталин, ни Прокурор СССР, к которым Александр Иванович обращался с просьбами и заявлениями.
Обвинение было стандартным по тому времени – активная вредительская деятельность, участие в антисоветском военном заговоре, подготовка террористических актов против руководителей партии и правительства. Одним из «доказательств» причастности бывшего генерала Верховского к подготовке террористических актов послужил найденный у него при обыске наградной пистолет, полученный им в 1916 году за отличия в боях с немцами.
Припомнили ему и старые «грехи», вписав в строку обвинительного заключения, что он в 1917 году входил в эсеровско-меньшевистский «Союз защиты Родины и свободы» и якобы принимал участие в разработке плана наступления сил контрреволюции на Петроград и Москву, а в 1918 году по поручению этого Союза и французского военного атташе Нисселя возглавлял подготовку контрреволюционного мятежа в Петрограде. Один из пунктов обвинения заключался в том, что в 1930 году Верховский вместе с И.П. Беловым – командующим войсками СКВО – якобы готовили восстание против Советской власти на Северном Кавказе[129].
Следствие на этот раз длилось недолго – 19 августа 1938 года по приговору Военной коллегии А.И. Верховский был осужден к расстрелу. Остались его дневниковые записки «Россия на Голгофе», охватывающие важнейшие события империалистической войны и доведенные до 1918 года. Работая над ними уже в советское время, Верховский и представить себе не мог, что ему самому предстоит пройти через столь нелегкие испытания и трагически завершить свой земной путь. Так что название для своей книги он выбрал прямо таки символическое, невольно подведя тем самым и себя под эту грань.
Некоторые важные идеи и направления военной науки, несправедливо остававшиеся долгие годы невостребованными, принадлежали уму и перу видного военного теоретика 20 х и начала 30 х годов комдива Свечина Александра Андреевича. Получилось так, что на данном рубеже самые острые дискуссии по военно-политическим и стратегическим вопросам велись именно вокруг трудов профессора Свечина. Это касалось вопросов использования опыта гражданской и первой мировой войн, характера будущей войны, различных проблем военной доктрины государства, а также тактики, оперативного искусства и стратегии Красной Армии.
Генерал-майор А.А. Свечин принадлежал к той группе старых военных специалистов, которые, поступив на службу в Красную Армию, отдавали ей весь свой талант, силы и знания. Родился он в 1878 году в дворянской семье. Накануне русско-японской войны окончив Академию Генерального штаба, он принял участие в боевых действиях. Свечин – участник первой мировой войны. В старой армии командовал полком, дивизией, был начальником штаба армии, работал в Ставке. С 1918 года в Красной Армии – начальник штаба Западного участка отрядов завесы, начальник дивизии и Всеросглавштаба, преподаватель Военной академии РККА. С декабря 1918 по май 1921 года возглавлял Военно-историческую комиссию Всеросглавштаба по использованию опыта первой мировой войны.
Более полно понять всю глубину трагедии – как личной, так и творческой – помогают документы, имеющиеся в личном деле А.А. Свечина. Один из них – характеристика на профессора Военной академии РККА Свечина, подписанная в мае 1924 года военным комиссаром этого учебного заведения Р.А. Муклевичем. Приведем выдержку из нее.
«…Всесторонне образованный военный специалист. Имеет огромный опыт двух войн (японской и империалистической войн) на самых различных должностях (от работы в Ставке до командира полка)… Свечин является ценнейшим профессором в Военной академии. Его занятия по стратегии благо даря неизменной оригинальности замысла, всегда простого и остроумного, являлись в настоящем учебном году одним из больших достижений на старшем курсе…
…Парадоксальный по своей натуре, чрезвычайно ядовитый в общежитии, он не упускает случая подпустить шпильку по всякому поводу. Однако работает чрезвычайно плодотворно»[130].
Далее Ромуальд Муклевич дает Свечину политическую оценку, сравнивая его поведение и взгляды с другими представителями старого генералитета, работавшими тогда в академии. Правда, комиссар Муклевич без всяких на то оснований назвал Свечина монархистом, хотя тот никогда таковым не являлся: «Монархист… по своим убеждениям, он, будучи трезвым политиком, учел обстановку и приспособился. Но не так топорно, как Зайончковский («сочувствует коммунистической партии»), и не так слащаво, как Верховский, а с достоинством, с чувством критического отношения к политическим вопросам, из коих по каждому у него имеется свое мнение, которое он выражает. Особенно ценен как борец против рутинерства и консерватизма своих товарищей по старой армии (нынешних преподавателей академии), слабые стороны которых он знает лучше кого бы то ни было.