На выступлении Григория Ивановича Кулика следует остановиться отдельно, ибо оно выделяется среди остальных особым зарядом ненависти и злобы к арестованным его бывшим сослуживцам. То была, видимо, своего рода запоздалая месть более удачливым и талантливым людям, значительно обошедшим его по службе. Кулик всегда почему-то считал себя недооцененным со стороны начальства, хотя всем была известна многолетняя и неизменная благосклонность к нему со стороны Сталина и Ворошилова. Людям, достаточно близко знавшим Кулика, хорошо были известны большое его самомнение, преувеличенная оценка собственных заслуг в сражениях гражданской войны и строительстве Красной Армии в послевоенный период – это когда возглавляемое им Артиллерийское управление занималось вопросами модернизации вооружения и техники для Красной Армии. В начале 30 х годов, после окончания Особой группы Военной академии имени М.В. Фрунзе, Кулик для приобретения командного опыта был назначен на дивизию, а затем на корпус, откуда спустя некоторое время убыл в Испанскую Республику в качестве военного советника. Однако из Испании он вскоре возвратился, по крайней мере гораздо быстрее других советников его звания и ранга – Я.К. Берзина, К.А. Мерецкова. Почему это произошло, нам не удалось установить по имеющимся документам. Вместе с тем несомненно одно – вклад его в защиту республиканской Испании оказался невелик и потому, видимо, ни в одном из изданий, посвященных участию советских военных советников и специалистов в испанских событиях 1936–1939 годов, его имя не упоминается. Разве что в случае, когда упомянутый выше К.А. Мерецков в своих мемуарах «На службе народу» как-то мельком назвал генерала Купера (таков был псевдоним Кулика в Испании) – военного советника командующего Мадридским фронтом в конце 1936 года.
Пребывание в Испании оказало свое дополнительное влияние на комкора Кулика – он вернулся оттуда еще более самоуверенным и честолюбивым, жаждущим почета и славы. Современники утверждают, что обласканный Сталиным, Кулик стал вдвойне самонадеянным, не терпящим возражений, хотя каждый его «выход в свет» со своими предложениями и планами служил поводом для очередного анекдота в среде высшего комначсостава. Безусловно, не выступить на совещании, рассматривающем раскрытие в Красной Армии шпионской сети, в которую входили столь нелюбимые им (это еще мягко сказано!) Тухачевский, Якир, Уборевич и Корк, он просто не мог. Приведем фрагмент из этого выступления, используя стенограмму заседания Военного совета:
«Кулик: Я к Гамарнику никогда не ходил. Вот тогда, когда вызывали Говорухина, так они хотели представить дело. Я выпил вино и пригласил женщину, так они хотели меня скомпрометировать… Они говорили, что я бездарный человек. Ну, что там какой-то унтеришка, фейерверк (так в тексте стенограммы. Правильно: фейерверкер – воинское звание младшего командного состава в артиллерии русской армии, которое до революции имел Г.И. Кулик. – Н.Ч.). Уборевич так меня и называл «фейерверком». А вождь украинский Якир никогда руки не подавал. Когда Белов проводил в прошлом году учение осенью, как они избежались все, чтобы скомпрометировать это учение….
Я ошибся в Горбачеве (заместитель командующего МВО, затем командующий войсками Уральского военного округа, комкор. – Н.Ч.) он играл провокаторскую роль.., в военном отношении он бездарный… Корк – вообще дурак в военном деле.
Голос с места: Положим, он не дурак.
Кулик: Нет, Корк в военном деле безграмотный человек, техники не знает.
Буденный: Он только вопросы умел задавать.
Кулик: Начальник штаба Московского округа Степанов – сволочь… Первая сволочь – Гамарник…»[23]
Ничего конкретного, как видим, Кулик не сказал. И вообще это выступление более похоже на какой-то косноязычный бред пьяного или сумасшедшего, обильно приправленный бранью, нежели на слово солидного мужа, занимающего ответственный пост в Красной Армии. По Кулику выходило так, что все военачальники, о которых он говорил на заседании Военного совета, вообще неучи и бездари в военном отношении, хотя и находились длительное время на крупных должностях в центральном аппарате наркомата обороны и военных округах. Но тогда позволительно задать вопрос, который так и не прозвучал из уст кулика и ему подобных: а куда же смотрели ЦК партии и нарком Ворошилов, выдвигая и утверждая на соответствующие посты этих негодных командиров? Почему они допустили, чтобы «сволочи и безграмотные в военном деле» люди руководили ведущими, в том числе и приграничными, военными округами, и кузницей военных кадров – академией имени М.В. Фрунзе, возглавляли штабы и управления… Ведь за такие «проколы» в кадровых перемещениях следовало привлекать к самой суровой ответственности – как административной, так и партийной. А кого привлекать? Все указанные категории входили в номенклатуру ЦК ВКП(б) и наркома обороны. Значит, все упреки вольно или невольно летели бы в огород Ворошилова и других членов Политбюро и Кулик, при всей своей мужиковатой сущности, не понимать этого не мог.
Конечно, легко топтать людей, попавших в исключительно тяжелое положение. Кулик, по существу, тянул вторым голосом, подпевая Сталину и Ворошилову, уже высказавших свое отрицательное мнение по поводу заговорщиков. Остальным же, согласным с их точкой зрения, оставалось только подпевать в надежде, что их усердие будет достойным образом оценено. Что ж, Кулик не просчитался – поначалу появился приказ о назначении его командующим войсками Приморской группы ОКДВА, но буквально через несколько дней этот приказ отменяется и он возвращается на свою прежнюю должность начальника Артиллерийского управления РККА, сменив арестованного комкора Н.А. Ефимова. Не задержалось и очередное воинское звание «командарм 2-го ранга».
Приведенные отрывки из воспоминаний К.А. Мерецкова и стенограммы заседания Военного совета достаточно полно передают атмосферу, царившую на нем. И напрасно искать какой-то объединенный и дружный фронт находящихся на свободе военачальников в защиту арестованных и подвергнутых остракизму маршала, трех командармов и нескольких комкоров, еще вчера их многолетних сослуживцев и боевых товарищей. Разрозненные слова реабилитации отдельных из них все же звучали, как это видно у Дубового и Мерецкова (у последнего, видимо, сказалось длительное отсутствие в стране), а в целом главенствовали проклятия и ругательства в их адрес. Ирония судьбы – через короткое время подобный позор покроет имя большинства из присутствовавших 1–4 июня 1937 года в зале заседаний Военного совета при наркоме обороны.
Основные положения выступлений Сталина и Ворошилова на этом Военном совете в более кратком виде были изложены и доведены до войск в приказе наркома обороны (оформленном в виде обращения) № 96 от 12 июня 1937 года, опубликованном на следующий день в центральных газетах. Решение о подготовке такого приказа было принято еще 2 июня, за девять дней до суда над «заговорщиками».
«Товарищи красноармейцы, командиры, политработники Рабоче-крестьянской Красной Армии!
С 1 по 4 июня с.г. в присутствии членов Правительства состоялся Военный Совет при Народном комиссаре обороны СССР. На заседании Военного совета был заслушан и подвергнут обсуждению мой доклад о раскрытой Народным Комиссариатом Внутренних Дел предательской контрреволюционной военной фашистской организации, которая, будучи строго законспирированной, долгое время существовала и проводила подлую, подрывную вредительскую и шпионскую работу в Красной Армии.
11 июня перед Специальным Присутствием Верховного Суда Союза ССР предстали главные предатели и главари этой отвратительной шпионской изменнической банды: Тухачевский М.Н., Якир И.Э., Уборевич И.П., Корк А.И., Эйдеман Р.П., Фельдман Б.М., Примаков В.М. и Путна В.К.