Она не могла скрыть своих мыслей. Они отражались в ее глазах. Жаль, что Шешель не смотрел на нее, всецело поглощенный изучением авто. Не понять этих мужчин. Такая женщина сидит рядом, а он только на приборы поглядывает, будто рядом с ним и никого и нет.
Она не услышала, как заработал двигатель, заурчал, будто у авто был желудок, в который только что через пищевод, или что там у него есть, провалилось немного еды и он принялся ее переваривать.
— Ну что же, поехали, — сказал Шешель, нажал на педаль газа, авто сорвалось с места.
Елену чуть качнуло назад. Именно это движение вырвало ее из страны грез. Она выставила руки, уперлась ладонями в панель с приборами, посмотрела на Шешеля, надеясь, что он наконец-то повернется к ней лицом. Но тогда ей станет доступна и та вторая половина — обезображенная шрамом. Она любовалась его профилем. Черты лица тонкие, глаза спокойные, красивые. От него веет надежностью. Спасаломская прищурилась, улыбаясь и опять погружаясь в грезы. Ей было приятно ехать.
Шешель действительно повернулся, точно мысли умел читать, но с небольшим запозданием. Казалось, что все, что простиралось за лобовым стеклом авто, ему интереснее, нежели созерцание своей соседки. О, поклонник известной актрисы ни секунды не упустил бы и не отрываясь глядел бы на нее, пока авто, которое он вел, не врезалось бы в стену дома или фонарный столб. Но это, когда они на улицу выедут. Пока же единственным препятствием перед ними были запертые ворота студии. Авто они не остановят, но сломать могут.
Он ничего не сказал. Только слегка улыбнулся. Ворота расступились с едва заметным скрипом. Авто вздрагивало, когда наезжало на рытвины, точно корабль, в который то и дело попадали неприятельские снаряды. Но пока они не могли потопить его, хотя вода в трюме, несмотря на все усилия экипажа, прибывала.
Скорость постепенно увеличивалась. Елена поняла это, когда почувствовала, что ее вдавливает в спинку кресла, а дома стали мелькать слишком быстро перед глазами, и для того, чтобы прочитать вывески на витринах, приходилось встречать и провожать их взглядом.
Никогда прежде она не чувствовала себя так уютно в своем авто. В нем всегда чего-то не хватало. Но чего, она не знала. Положила плюшевую игрушку рядом с приборной панелью. Не помогло. Теперь она поняла, что за рулем должен был сидеть другой человек. Интересно, сколько он попросит, если нанять его на должность личного водителя? Она от такой мысли развеселилась, а спрашивать не стала, потому что ответ знала заранее. Никогда он не согласится. Обидится еще после такого предложения, остановит авто, выйдет вон, не сказав ни одного слова на прощание, побредет к своему дому пешком или поймает пролетку и умчится на ней. Даже когда она привяжет его к себе, он все равно не сможет проводить с ней все свое время. Дикий зверь недолго может жить в клетке. В неволе он умрет.
«Знаю. Знаю».
Темнело, но вечер еще висел в небесах и на землю не спустился, а поэтому нетрудно было разобрать двигающееся следом за ними по улице, в метрах тридцати позади, авто — черное, как оторвавшийся от ночи кусок. Черный «Олдсмобиль». Прежде он стоял невдалеке от студии. Как только ее покинула Спасаломская, авто пристроилось к ней в хвост.
Они не оглядывались и преследователей не видели.
О чем же заговорить; о погоде, фильмах, котировках ценных бумаг или о том, что подают сейчас в ресторане, возле которого они проезжали. «Галиция». Там сегодня рыбный день; уха из осетров, расстегаи и прочее, прочее.
Давно она не сталкивалась с подобной проблемой, ведь раньше спутники ее только и делали, что говорили, стараясь перещеголять один другого в красноречии, а она откровенно скучала в их обществе и хотела, чтобы они помолчали хоть немного, потому что от них начинала болеть голова. Она зевала, но ее не понимали. Что же теперь произошло? Она вспомнила, что забыла сказать ему, куда надо ехать, но Шешель так уверенно вел авто по улицам города, что она начинала верить, будто он и вправду может читать мысли и говорить, что ему ничего не надо. Он и так все знает.