Надо сказать, что Молотов был весьма и весьма искусным политиком. Судя по всему, он вовсе не считал Сталина настоящим большевиком, но в отличие от многочисленных «лево-правых» оппозиционеров не составлял каких-то антисталинских платформ. Молотов отлично понимал, что партийные массы идут за Сталиным, и было бы совершенно неосмотрительным идти против партийных масс. К тому же, как относительно умеренный большевик, Вячеслав Михайлович вовсе не был против всех сталинских нововведений.
Модель его поведения была примерно такова. Ну, желает Сталин повернуться к русскому патриотизму — что ж, в небольших дозах это даже полезно. Сталин хочет сблизиться с Германией? Отлично! Как умелый и отвлекающий манёвр это нам весьма подходит.
Но при всём при том Молотов держался ортодоксальной, маркистско-ленинской линии, сущностно отличной от сталинского национал-большевизма.
Многих удивляет — почему Молотов и другие «верные сталинцы» не выступили против разоблачения своего «кумира» на XX съезде партии? А удивляться тут абсолютно нечему. Молотов и другие «старогвардейцы» понимали всю антимарксистскую и антиленинскую сущность сталинизма. И им было очевидно, что со сталинизмом надо кончать, что нужно провести какую-то разграничительную черту между Лениным и Сталиным. Поэтому они и не противодействовали Хрущёву. И даже в 1957 году так называемые «сталинцы» — Молотов, Маленков и Каганович — выступали вовсе не за реабилитацию Сталина. Они просто пытались скорректировать волюнтаристский курс бывшего троцкиста Хрущёва.
Конечно, будь лидером партии Молотов, то он осуществил бы отказ от сталинизма более тонко, без разоблачительных истерик. Он и в период своей пожизненной опалы держался крайне осторожно. И в знаменитых беседах с Чуевым всячески прикрывался именем Сталина, зачастую оправдывая этим именем свою большевистско-ленинскую ортодоксию. Молотов, конечно же, был хитрее Хрущёва. Он отлично понимал, что огульная критика сталинского периода автоматически бьёт по всем участникам сталинского руководства. И сегодня вряд ли кто-то искренне восхищается Хрущёвым. Его «антисталинизм» справедливо считают насквозь лицемерным. А вот у Молотова почитатели есть. Вот только они не понимают, что «сталинизм» Вячеслава Михайловича столь же лицемерен, как антисталинизм Никиты Сергеевича.
Глава 17
Антисталинский путч в начале войны
Неудачи первых дней войны серьёзно понизили «акции» Сталина как вождя. На первые роли выдвигается Молотов, которому и было поручено обратиться к народу СССР. Хотя было бы логичнее, если бы данное обращение сделал Сталин. Историки давно уже подобрали такое «объяснение» — Иосиф Виссарионович растерялся, поэтому вместо него выступил «нерастерявшийся» Молотов. Между тем в распоряжении исторической науки находятся данные т.н. «тетрадей» технических секретарей, фиксирующих все визиты к вождю. Из них следует, что вождь ни в какой прострации не пребывал, а принимал самых разных деятелей — на протяжении и 22 и 23 июня (в первый день войны с 5.45 до 16.45 его посетили 29 человек). И уж наверняка ему было что сказать стране. Более того, он обязательно бы выступил перед народом, отлично понимая, какие опасные кривотолки может вызвать его молчание. Однако же ему этого сделать попросту не дали. Прямого запрета, скорее всего, не было, но могло быть очень жёсткое и умелое аппаратное давление.
Дальше — интереснее. Данные журналов посещения свидетельствуют о том, что 29 и 30 июня Сталин никого не принимал. Это, несомненно, было связано со взятием Минска (28 июня), которое ещё больше понизило авторитет вождя. Здесь можно, конечно, завести прежнюю шарманку про некую прострацию, но как-то уже неубедительно это будет звучать. Не тот был человек Сталин, чтобы впадать в прострацию — иначе его «съели» бы, причём давно. Нет, скорее всего, 29 июня Сталин попал в жёсткую аппаратную изоляцию.