Клода Шайо в тридцать первом удар хватил, рука и нога отнялись, он спился в момент, «Леопарды» развалились. Все кто мог — расхватали все что можно, растащили по частям. Мне достались три «зефира» и один «текс-кольт» калибра.40 с боекомплектами.
Снял в Чикаго на окраине ангар, двадцать мексидолларов в месяц. Спустил половину заработанного капитала на инструмент, запчасти и переделки. Сделал изо всего того хлама нечто похожее на британский «Тайфун», правда поменьше и полегче, да и с вооружением не так богато — 4 пулемета против 12. Зато крутил на нем круги вокруг фабричных труб, скорость вполне приличная, да и ремонтопригодность фантастическая.
А там лопнул «Первый индустриальный банк Чикаго», где я думал денежки мои будут в безопасности. Как же…снова — фьють и я без штанов. Осталось только пара кирпичиков, подкожных. Когда снялся с места, пришлось продать золотые часы — нечем было заплатить сбор и горючку.
Нанялся в эскорт на «Транс Америкен», за их бензин, патроны и харч, до Голливуда, а оттуда хотел махнуть через Пацифику на Аляску. Ну, по пути пришлось два раза погеройствовать, не знаю уж как отвертелся — тогда как раз на границе Ариксо гремела банда Рикенбакера. Подтвердил аса, сбил троих. Сошел в Голливуде снова вполне обеспеченным человеком и завис — везти меня на Аляску никто не хотел, а рейсов, чтоб наняться не было.
Потом, зимой тридцать третьего, добрался, наконец, до Аляски. К тому времени уже здесь три года как Инженеры засели, и Аляску признали. Видел там саму Блэк Свон. Начинала она по кабакам, плясала с веерами, потом дралась на боях без правил. Это потом она стала belle dame sans merci со своим дирижаблем и оравой головорезов, а в те поры — жилистая, немытая, черные патлы как у дикого индейца, глаза злющие и никому не давала кроме как за золото.
Думал, осяду на Аляске, вступлю в Белую Гвардию и хорошо. Но не тут-то было, не держусь я на одном месте…
Не знаю, какая муха меня укусила — соблазнил меня гавайский вербовщик наняться на два года в Королевские Гавайские ВВС. В основном новым самолетом в лиз — вашим новым японским «Мокё» с 950-сильным «Пратт-Уитни» и американским вооружением. Продал я своего франкенштейна и три четверти самолета сразу выкупил.
Пошел на Гавайи. Там мотался над океаном, охранял рыбные аэробазы, шугал пиратов, проводил танкеры и вот на тебе — Первая Аннексия.
Всех Королевских Гавайских ВВС тогда было хорошо, если тридцать машин. Истребителей — две дюжины. Задача была только одна — продержаться пока наемники с континента подойдут, трое суток, и за это время не пустить англичан к топливохранилищам.
Они против нас тогда выставили два аэродрома, два рейдера и крейсер. Дрались один к шести в общем.
Сигнал до меня дошел, когда я был к югу от основных островов, пас рыббазу чуть севернее атолла Джонстон. У меня половина бака была. Вдруг на открытых коротких — СОС, атакованы пиратами в виду Джонстона и — глушилка. Прилетаю к атоллу, половина построек горит, на горизонте цеппелин отбивается от атаки. Думал это пиратский налет, запрашиваю по сверхкоротким землю, говорят — Британия решила свет своего правления пролить и на эту часть мира. А у меня к англичанам, если честно, счеты еще с Войны. Поодиночке люди хорошие, честные, храбрые, но как нация — сволочи.
Вот, собственно, тогда и случилось все это…
Серебров прикоснулся пальцем к острому лучу «апельсинки» и замолк, вспоминая события четырехлетней давности.
— Я считаю ваши действия по спасению «Принцессы Фукуда» образцом мужества, Гиниро-сан. То, что вы вступили в бой с превосходящим противником ради жизней и здоровья подданных Его Императорского Величества, является проявлением высокого воинского духа. Я прочитал об этом в «Сведениях для служащих Императорского Воздушного Флота», когда мы выдвигались в Полинезию на перехват британских конвоев. Мне хотелось бы попросить у вас право произнести третий тост в вашу честь.
— Окажите любезность… — Серебров поднял свою чашечку
— Гиниро-сан, ваше мужество и мастерство летчика всегда вызывали у меня искреннее восхищение. Я хотел бы поднять этот тост за то, чтобы мужество и мастерство нынешних воинов служили примером будущим поколениям и никогда больше не требовали подтверждения на новой войне. Пусть они будут как древний клинок, пусть они вызывают благоговение и удивление, но покидают ножны только ради любования работой великих древних мастеров. Кампай!
— Кампай!
Серебров проглотил водку, закусил и на секунду задумался над этим пацифистским тостом.