Несколько позже, в начале декабря 1938 г., от него же пришла еще более тревожная информация:
«Германский посол Отт получил сообщение от лидеров национал-социалистской партии о том, что в ближайшее время между Японией, Италией и Германией будет заключен тройственный военный пакт. Он будет якобы направлен против Коминтерна, фактически же он будет направлен против СССР, но предусматривает также давление на другие страны». Это был уже не первый сигнал об опасности сговора фашистских агрессоров для организации одновременного нападения на СССР с запада и востока. Несколько раньше Р. Зорге сообщил, что Риббентроп, по договоренности с итальянским правительством, предложил военному министру Японии Итагаки заключить трехсторонний политический и военный союз. «Японский генеральный штаб и премьер-министр Коноэ не очень согласны идти на это, опасаясь быть вовлеченными в европейские дела. Они согласны только в том случае, если союз будет направлен против СССР. Тем не менее оба почти склоняются».
О серьезном возрастании военной угрозы для нашей Родины свидетельствовали и многочисленные сообщения советских дипломатов. 11 октября полпред СССР в Великобритании И. М. Майский посетил министра иностранных дел Галифакса и заявил протест по поводу появившихся в английской печати измышлений о том, что СССР якобы все время был в курсе закулисных переговоров в отношении Чехословакии. Инспирированные выступления буржуазной прессы преследовали вполне определенную цель – бросить тень на внешнюю политику Советского государства.
– СССР не имел и не имеет никакого отношения ни к политике, приведшей к Мюнхену, ни к самому мюнхенскому соглашению, – заявил Майский. – По моему глубокому убеждению, оно будет иметь катастрофические для мира по следствия и будет сурово осуждено историей.
Галифакс попытался убедить советского полпреда в том, что позицию Англии в Европе «не понимают»:
– Суть современных событий состоит в том, что в мировом масштабе идет борьба между двумя идеологическими фронтами – фашистским и коммунистическим. Великобритания, не симпатизируя ни той, ни другой стороне, занимает «серединное положение».
Советский полпред высмеял эту фальшивую концепцию:
– На самом деле речь идет о борьбе между агрессорами и миролюбивыми державами. Если в этой борьбе Англия будет занимать какую-то «серединную позицию», а фактически договариваться с агрессором, то в конечном счете она больше всех пострадает.
– Так что же, – возразил Галифакс, – вы хотели бы войной предотвратить германскую гегемонию в Центральной и Юго-Восточной Европе?
– Не войной, а хорошей политикой… До войны можно и должно не допустить, если вовремя принять меры. Всякую болезнь легко излечить вначале. Если же болезнь запустить, то может наступить момент, когда, несмотря на самые от чаянные усилия и на самые искренние симпатии врача, пациент все-таки умрет.
Галифакс кивнул в знак согласия.
– А что, по вашему мнению, предпримет Германия после создания «Серединной Европы» (установления господства над странами Центральной Европы и на Балканах)? – спросил министр.
– Скорее всего повернет на запад, – ответил советский полпред. – Гитлер привык играть на нервах. Они у него крепче, чем у государственных людей Англии и Франции, поэтому он так легко выигрывает свои бескровные победы. Но Гитлер хорошо знает, что на Востоке этот метод не годится. Нервы Советского правительства еще крепче, чем нервы Гитлера. Если бы Гитлер захотел попытать счастья за счет СССР, ему не удалось бы отделаться блефом, а пришлось бы драться серьезно, и притом без всяких шансов на успех…
В одном из донесений Майский писал: «В международных отношениях наступает эпоха жесточайшего разгула грубой силы и политики бронированного кулака. В Англии царит глубокая реакция и у власти стоят наиболее консервативные круги буржуазии, боящиеся прежде всего коммунизма… Единственным светлым пятном на этом мрачном фоне остается только СССР, к которому отныне еще больше, чем раньше, будут обращаться взоры всех прогрессивных и демократических кругов человечества». Не оставлял места для иллюзий и политический курс Франции. «Нейтрализация» Чехословакии в результате Мюнхена выбивала центральное звено в системе военных союзов, связывающих Францию и Чехословакию с СССР, и была явно направлена на изоляцию нашей страны. Хотя советско-французский договор о взаимной помощи формально оставался в силе, но по вине Парижа был практически превращен в пустую бумажку. Советский Союз был единственной страной, способной спасти Францию в случае германо-фашистской агрессии. А ее дипломатия, направлявшаяся Бонне и ослепленная антикоммунизмом, стремилась натравить гитлеровцев на СССР. По данным советского полпредства в Париже, французский министр иностранных дел в интимных беседах с друзьями не скрывал, что «без жертв на Востоке не обойтись», что «нужно дать выход германской экспансии», а предоставление Германии «продовольственной и сырьевой базы диктуется необходимостью».
17 марта 1939 г. советский полпред Я.3. Суриц присутствовал на заседании палаты французского парламента. «Был момент, когда казалось, что даже долготерпение французов начало иссякать… – описывал он ход дискуссии. – Но вот слово берет Даладье. Ни одного звука оправдания. Ни слова протеста по адресу Германии. Несколько заносчивых и грубых фраз по адресу левых, пара нудных и без особой убедительности произнесенных заверений („ни пяди земли“) и требование чрезвычайных полномочий, которое прозвучало в зале как требование диктатуры против рабочих, против демократии, против свободы. Большинство палаты ответило на это требование громовой овацией в адрес Даладье. Более позорное зрелище трудно было себе представить».
Не могло не учитывать Советское правительство и осложнение политической, обстановки на Дальнем Востоке. Японские милитаристы не только вторглись в Китай, но и вели активную подготовку к войне против СССР, к нападению на Монголию, с которой у нас был подписан еще в 1936 г. протокол о взаимной помощи. Большая политическая и материальная поддержка китайскому народу в его борьбе против агрессоров усиливала враждебность правящих кругов Японии к Советскому Союзу.