Пока Вильсон и Хадсон вели в Лондоне закулисные переговоры с Вольтатом, Стрэнг в подробном донесении сообщил Форин оффису о положении дел в Москве. Отмечая, что переговоры проходят трудно, он пишет: из этого не следует делать вывод, будто «русские сами не заинтересованы в достижении соглашения и они спокойно отнеслись бы к разрыву переговоров. Наоборот, они вообще вряд ли вступили бы в эти переговоры, если бы не считали, что пакт трех держав для них выгоден… они, как и мы, вынуждены к этому силой обстоятельств…».
Далее Стрэнг делает весьма важное замечание. Недоверие и подозрение советской стороны в результате переговоров, по его мнению, не уменьшились, как не увеличилось уважение к западным державам. «Тот факт, что мы воздвигаем одну трудность за другой по вопросам, которые кажутся им несущественными, создал впечатление, что мы к соглашению серьезно не стремимся». Писать более прямо о том, что диктуемая из Лондона тактика терпит полный провал, английский дипломат не мог.
Как оценивал Стрэнг дальнейшие перспективы переговоров? Снова весьма показательное высказывание. «На том этапе, которого сейчас достигли переговоры, по-моему, перед нами несколько альтернатив, – писал он. – Мы можем принять советскую точку зрения в отношении неразрывности политического и военного соглашения и разорвать переговоры в связи с вопросом об определении косвенной агрессии. Или мы можем принять советское определение косвенной агрессии и разорвать на ст. 6 (вопрос об одновременности вступления в силу политической и военной частей договора. – Авт.). Мы можем не принять ни того, ни другого и разорвать в связи с обоими вопросами. Или (а положение, видимо, таково) мы не можем пойти на разрыв ни по одному из этих предлогов, тогда мы можем вернуться к идее соглашения, ограниченного случаем агрессии против одной из подписавших сторон; или мы можем принять советский проект ст. 6, начать сразу военные переговоры и продолжать тем временем усилия договориться (то есть тянуть переговоры. – Авт.) по вопросу об определении косвенной агрессии. Я склонен думать, что последний вариант был бы для нас лучшим курсом». Какое богатство вариантов, Стрэнг буквально жонглирует ими. Но, присмотревшись, обнаруживаешь, что среди них нет главного: заключения договора!
Как представляет себе Стрэнг проведение курса, который он предлагает? Хотя читатель уже утомлен цитированием документа, приводимый ниже абзац исключительно важен для правильного понимания последующих событий. «Переговоры о военной части соглашения будут очень трудным делом, – продолжает Стрэнг, – и военные переговоры, по-видимому, не будут доведены до конца до тех пор, пока не будет найдена возможность достигнуть договоренности между СССР и Польшей о том, что Советский Союз получит право прохода (войск) хотя бы через часть польской территории в случае войны, в которой Польша окажется вовлеченной на нашей стороне (интересное уточнение! Стрэнг не исключал, таким образом, возможности вовлечения Польши в войну на стороне фашистской Германии, то есть против Советского Союза!). Подобный результат не сможет быть легко достигнут, и мы можем оказаться на протяжении месяцев в состоянии переговоров с Москвой без достижения какого-либо конкретного соглашения».
Подобное положение, по мнению Стрэнга, будет лучше, чем разрыв переговоров. Разрыв «побудил бы Германию действовать. Он может заставить Советский Союз занять позицию изоляции или найти компромиссное решение с Германией…»
Сказано достаточно откровенно и ясно.
25 июля западные державы приняли советское предложение приступить к военным переговорам. Военные миссии выехали из Лондона лишь 5 августа.
Английское правительство не торопилось. Оно ожидало ответ из Берлина.
Создание единого антисоветского фронта империалистических держав означало бы смертельную опасность для нашей Родины.
АВГУСТ – КУЛЬМИНАЦИЯ КРИЗИСА
Гитлер: «Все, что я делаю, направлено против России»
Сделав вираж над морем, «Кондор», личная машина «фюрера», набрал высоту и лег курсом на юго-запад. Карл Буркхарт, верховный комиссар Лиги наций в Данциге, окинул взглядом раскинувшуюся внизу панораму – острые шпили соборов, мост через Вислу, грузовые суда у причалов. Древний польский город Гданьск, по-немецки Данциг, укутанный утренней дымкой, с высоты казался мирным и спокойным, занятым будничными делами. Лучше, чем кто-либо другой, Буркхарт знал, что в действительности было не так.
Несколько дней назад там произошел инцидент, сразу поставивший Европу на порог войны. Дело в том, что летом 1939 г. Данциг превратился в самый болезненный «невралгический» пункт во взаимоотношениях между Германией и Польшей. Используя тот факт, что большинство населения было немецким, гитлеровцы захватили сенат и фактически стали хозяевами в «вольном городе». На зданиях развевались нацистские флаги со свастикой, отряды эсэсовцев в черной форме патрулировали улицы. Днем и ночью на грузовиках без опознавательных знаков, а также морем, под видом мирных грузов, в город завозилось оружие.
4 августа по указке из Берлина городские власти попытались отстранить от работы польских чиновников на нескольких таможенных постах на границе между территорией «вольного города» и Восточной Пруссией. Варшава ответила резкой нотой, адресованной председателю сената Грейзеру. Сославшись на предоставленное ему право таможенного контроля (Данциг находился в таможенной унии с Польшей), польское правительство заявило, что поручило своим сотрудникам продолжать исполнять обязанности «в форме и при оружии». В ноте выдвигалось требование, чтобы к 6 часам следующего дня сенат сообщил об отмене данных им указаний об отстранении польских таможенных представителей.
Сенат разыграл «справедливое негодование», будто совершенно непричастен к инциденту! Варшава, утверждали гитлеровцы, предъявив «ультиматум», умышленно ведет дело к обострению обстановки. Правительство Данцига заявило «самый решительный протест». В войну нот включилась германская дипломатия. Вайцзекер пригласил к себе поверенного в делах Польши в Берлине С. Любомирского и выразил «крайнее удивление» в связи с действиями его правительства. Угрозы и ультиматумы Данцигу, предупредил он, могут лишь ухудшить германо-польские отношения, и ответственность за это полностью ляжет на Варшаву. Резко усилилась антипольская кампания в нацистской печати: газеты предупреждали: близится час, когда в словах Берлина будет «отчетливо слышен звон железа».