февраля 1940 г. Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила к смертной казни Льва Полячека, заведующего 3-м отделом Главного управления государственной безопасности НКВД, осуществлявшего до своего ареста в октябре 1938 г. функции связного с отделом кадров Коминтерна, за участие в антисоветском заговоре в органах НКВД и как «польского шпиона» (его имя ассоциируется с уменьшительным русским словом «полячок»).
ы Членами военной комиссии были: Свердлов, Дзержинский, Бубнов, Урицкий и Сталин. Военно-революционный центр был образовар( в октябре 1917 г. Политическим бюро, в которое входили Сталин, Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Сокольников и Бубнов. См.: Протоколы Центрального Комитета РСДРП(б). Август 1917 — февраль 1918. С. 86,104.
м N. Krushkow. Aus dem Gerichtssaal. In: Deutsche Zentralzeitung (Moskau), Jg. 14 (1938). Nr. 53. S. 4.
Рис. 7 В. В Ульрих — военный судья Красной Армии со времен Гражданской войны
Все они прошли через руки одного и того же судьи — приземисто го бритоголового человека с воспаленными глазами и квадрат ными усиками под о1ромным мясистым носом. Это был генерал-полковник Василий Ульрих, с 1926 г Председатель Военной коллегии Верховного суда СССР
Причины этого, если можно так выразиться, «террористического патернализма» Сталина и сведения счетов с уже утратившими влияние, но все еще лояльно настроенными к нему изгоями вс зластч, теперь, после давно минувшей «Большой чистки», кроются 3ifi звучит почти цинично — в глубинах человеческого, слишком человеческого. Дело в том, что они каждый в отдельности, когда- го обращали внимание Сталина на его досадные просчеты и теперь служили живым напоминанием о совершенных им глупостях в политике.
Так, он не забыл, что Трилиссер задолго до 1930 г. указывал ему на профессиональную и интеллектуальную непрш одность Генриха Ягоды для службы в органах безопасности, невольно затронув тем самым больное место Сталина, принимавшего кадровые решения как раз в этой деликатной сфере
В лице Исаака Бабеля, этого бойца «Железной гвардии» Феликса Дзержинского, Сталин, по-видимому, хотел устранить свидетеля его порочащей близости с Николаем Ежовым во время крутого восхож дения последнего по ступеням бюрократической лестницы. Кроме того, Бабель, как литератор, мог убедительно развенчать некоторьн мифы об «огце народов». Рукопись о чекистах, над которой работал Бабель, конфискованная во время его ареста, по указанию Сталина была распечатана в 30 экземплярах для служебного пользования и представлена на суд членов Политбюро. Этот груд основывался на записях бесед с некоторыми из уже арестованных или казненных к тому времени знакомых писателя в том числе сотрудниками возглавлявшегося Яковом Аграновым (последний в 1921 г. подписал смертный приговор Николаю Гумилеву) Секретного отдела ОГПУ, и представлял собой улику особого рода'15.
Блестящий журналист Михаил Кольцов казался Сталину просто выскочкой и пройдохой. Кольцов исчез, как и многие известные личности до него, после аудиенции у Хозяина или после очередного шумного выступления перед общественностью. После выступления перед большой писательской аудиторией о «Кратком курсе истории ВКП(б)» вечером 12 декабря 1938 г. Кольцов поехал в редакцию «Правды» и был арестован в приемной главного редактора. «Мы все читали "Испанский дневник" Кольцова. Читали с гораздо большим интересом, чем что бы то ни было, кем бы то ни было написано об Испании, в том числе даже чем корреспонденции Эренбурга. Об "Испанском дневнике" написали Фадеев и Алексей Толстой. Вторая книга готовилась к публикации в "Новом мире", была уже чуть ли не верстка ее, ее с нетерпением ждали»[46].
На Кузнецком мосту находился магазин, в котором никогда ничего не продавалось. Само по себе — не такая уж редкость, поскольку в целом снабжение осуществлялось неравномерно и с большими перерывами. Но в этом магазине, расположенном в одном из самых оживленных районов столицы, никто еще никогда не видел никаких товаров. В один прекрасный день в него что-то завез армейский грузовик и две женщины приступили к продаже. Карта Испании — вот все, что продавалось. Отсюда каждый житель Москвы мог сделать вывод, что гражданская война в Испании была нашей войной. Может, она в какой-то степени послужит нам заменой несостоявшейся мировой революции[47]?
Слух об аресте Кольцова распространился мгновенно. Вместе с Кольцовым исчез также его ставший бестселлером «Испанский дневник», он привлекал к себе в те дни больше внимания, чем «Краткий курс истории ВКП(б)».