Сталин, этот великий и, вероятно, также склонный к сентиметаль- ности молчальник, всегда действовал, имея на своей стороне преимущество скрытности, которое дается властью. Тех, кто шел за ним как щит и меч партии, обычно не допускавший богохульных высказываний Сталин однажды во время банкета в Кремле сравнил с сыном Божьим. «По легенде, — сказал Генеральный секретарь, — самым справедливым и безгрешным человеком на земле был Иисус Христос. И представьте — даже на этого самого справедливого человека многие жаловались. Поэтому нет ничего удивительного в том, что поступает много жалоб на присутствующего здесь товарища Островского». Человек, в честь которого тогда произносился этот тост, скоро разделил судьбу оклеветанного Назаретянина. В 1937 г. Иосиф Маркович Островский, начальник Административно-хозяйственного управления НКВД СССР, был расстрелян[79].
В число работавшх в составе НКВД палачей входили также «сотрудники по особым поручениям», в частности братья Василий и Иван Шигалевы. Иван, который помимо своего основного занятия был еще и партгруппоргом, за особые заслуги удостоился награждения медалью «За оборону Москвы»[80].
В отличие от литературного героя Федора Михайловича Достоевского из романа «Бесы» с той же фамилией Василий и Иван Шигалевы из НКВД ничего не имели против «черной работы». «В жизнь мою я не видал в лице человека такой мрачности, нахмуренности и пасмурности. Он смотрел так, как будто ждал разрушения мира, и не то чтобы когда-нибудь, по пророчествам, которые могли бы и не состояться, а совершенно определенно, так-этак послезавтра утром, ровно в двадцать пять минут одиннадцатого»[81]. Длинноухий Шигалев Достоевского, имевший внешнее сходство с Иваном из НКВД, в виде конечного разрешения вопроса предлагает разделение человечества на две неравные части. «Одна десятая доля получает свободу личности и безграничное право над остальными девятью десятыми»[82]. Эта методика а 1а Шигалев вылилась в перевоспитание целых поколений и стала при Сталине кровавой реальностью. «Мы пустим пожары... Мы пустим легенды... Тут каждая шелудивая "кучка" пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да еще за честь благодарны останутся»[83].
Когда верный прислужник вождя Николай Ежов, только что бывший наркомом внутренних дел СССР, 1 февраля 1940 г. получил на руки текст обвинительного заключения, он знал, что его ожидало. В «последнем слове» перед Военной коллегией, произнесенном 3 февраля 1940 г., он просил расстрелять его «спокойно, без мучений». Он просил далее передать Сталину, что умирать будет с его именем на устах109.
Перед вступлением в 1937 г. в должность начальника колонии НКВД известный советский писатель и педагог Антон Семенович Макаренко говорил: «Многому в воспитательной работе учился у чекистов, имеющих доброе сердце и сильно любящих детей. Они ежеминутно чувствуют ответственность за свою работу... Прекрасна работа по созданию нового человека! В ней много наслаждения! Я приветствую партию, давшую нам это счастье и радость!»[84]
Среди детей, которым выпали «это счастье и радость», были в 1940 г., в частности, одиннадцатилетний сын Генриха Ягоды Генрих и приемная дочь Ежова Наталья. Для родственников ликвидированных врагов народа существовали специальные лагеря. Наталья, носившая фамилию своего родного отца Лазаря Хаютина, была определена в детский дом г. Пензы. Более десятка родственников наркома внутренних дел Ягоды, в том числе его жена Ида Леонидовна, племянница Якова Михайловича Свердлова, не выжили в лагерях. Круглые сироты и малолетние дети в случае невозможности разместить их у родственников репрессированных родителей направлялись в детские дома НКВД. После развода со своей первой женой Антониной Алексеевной Титовой Ежов жил с Евгенией Соломоновной Файгенберг. Его приемная дочь Наталья после ареста Ежова некоторое время находилась у сестры его жены Евгении. Первая жена Ежова Антонина Алексеевна выпустила в 1940 г. книгу «Организация работы звеньев в свеклосеющих совхозах». Евгения Файгенберг сразу же после ареста своего мужа покончила с собой. Брат Ежова Илья Иванович был арестован в апреле 1939 г. и расстрелян в январе 1940 г. Коллективной ответственности за своих родственников избежать не удавалось никому. Арестовывались все, вплоть до четвертого колена.