Существовали эвфемизмы для описания различных вариантов побега заключенных из железнодорожных вагонов — пролом (пола, крыши, боковых стенок). Убитые при попытке к бегству конвоиры именовались выбывшими, волнение среди осужденных назывались сортировкой бланков, женщины — ордер, а женщины с детьми относились к квитанциям.
Эта ущербная бюрократическая поэзия в карикатурном виде отражает, пожалуй, единственную в своем роде, далекую от какой бы то ни было цивилизованности административную культуру, или куль- туру в области безопасности.
МАЙ - «ЗАКОН ЖИЗНИ»
Мы с именем Сталина все победим, Клокочет заветная песня в груди — В ней Сталину слава, любовь, уваженье, Без края восторг, без границ восхищенье.
Джамбул («Песня о Сталине»)
1940 г. в Советском Союзе обещал быть совершенно не похожим на все предыдущие годы. Первые признаки этого появились уже в конце лета 1939 г. Вот что писал, в частности, в своей книге[93] старший переводчик министерства иностранных дел Германии Пауль Шмидт: «22 августа в 9 часов вечера я самолетом VW 200 "кондор" отправился в Москву вместе с Риббентропом и большой делегацией. Мы провели ночь в Кенигсберге, но об отдыхе нечего было и помышлять. Всю ночь Риббентроп готовил материалы для своей встречи со Сталиным, заполняя многочисленные листы рукописными записями, буквы под его рукой становились все больше и больше по мере того, как проходила ночь. Делались звонки в Берлин и Берхтесга- ден с запросами по поводу самых редких документов, и вся команда буквально сбилась с ног... На следующий день мы отбыли в Москву. ...Что прежде всего поразило меня, едва я вышел из самолета, так это щит со словом "Москва", написанным по-французски, а рядом с ним по обе стороны флаг со свастикой в дружеском соседстве с флагом с серпом и молотом. Перед ним стоял Потемкин, первый заместитель народного комиссара иностранных дел, чья фамилия, казалось, символически подчеркивала нереальность всей сцены. Он возглавлял делегацию официальных лиц, прибывших встретить нас. С ним были итальянский посол Россо... и немецкий посол фон Шуленбург... Торопливо перекусив, Риббентроп немедленно отправился на встречу с Молотовым в Кремль».
После подписания пакта о ненападении от 23 августа 1939 г., по словам Молотова и Риббентропа, началась новая эра в германо- российских отношениях. Сталин в телеграмме министру иностранных дел (от 25 декабря 1939 г. — Прим. перев.) ссылался на «дружбу, скрепленную кровью» и заверял в том, что Советский Союз никогда не предаст своего партнера по договору. С этого момента в советской пропаганде наступил невиданный доселе перелом[94].
«Когда я вернулся вечером в посольство, — пишет в своих воспоминаниях тот же Пауль Шмидт, — Риббентроп вскоре прибыл из Кремля. Энтузиазм в отношении Молотова и Сталина, который, похоже, присоединился к разговору позднее, буквально переполнял его. "Дела с русскими идут великолепно" — то и дело восклицал он за коротким ужином. "Мы, несомненно, придем к соглашению еще до ночи". Линия раздела сфер интересов России и Германии в Польше, ставшая такой знаменитой и обусловившая новый раздел этой страны, уже, судя но всему, обсуждалась на том послеобеденном заседании, потому что Риббентроп направил по телефону запрос из посольства в Германию, спрашивая мнение Гитлера, согласится ли тот, если порты на Балтийском море Либау (Лиепая) и Виндау (Вентспилс) отойдут к русской сфере интересов. Менее чем через полчаса пришел утвердительный ответ Гитлера... Сразу же после быстро проглоченного ужина Риббентроп помчался обратно в Кремль с Шуленбургом и руководителем юридического отдела доктором Гаусом. К моему сожалению, я не поехал с ними, так как советник посольства Хильгер, осуществлявший перевод, одновременно должен был делать записи бесед»[95].
Затем Риббентроп и сопровождавшие его лица с восторгом рассказали о небольшом празднике, «который Сталин устроил после подписания этого соглашения. "Как добрый отец семейства" он лично проявлял заботу о своих гостях... Сталин первым предложил выпить за здоровье Гитлера со словами: "Я знаю, как сильно народ Германии любит своего фюрера. Поэтому я хотел бы выпить за его здоровье!" ...Мы отбыли в Берлин в час дня 24 августа, проведя в Москве лишь 24 часа»[96].