Выбрать главу

«"По случаю годовщины подписания германо-советского Дого­вора о ненападении публикация собственных статей к этой дате не разрешается. ДНБ (Информационное агентство Дойчес Нахрих- тенбюро. — Прим. перев.) выпустит открытое для печати сообщение. Материалы собственных корреспондентов из Москвы должны пред­ставляться (20.8.1940 г.)" В эти недели в директивах для немецкой

*

прессы, касающихся Москвы, напрочь отсутствует дружественный тон. Быстрой чередой сменяют друг друга все новые и новые полити­ческие коллизии... Разрядка германо-советских отношений означала, что "Правда" опубликовала, очевидно, инспирированную самим Ста­линым статью, которая представляла собой своего рода Placet (форма согласия государя. — Прим. перев.) Советского Союза по тройствен­ному пакту»[111].

Отход от этой «линии» обозначился в Советском Союзе толь­ко весной 1941 г., хотя напряженность в дипломатических отно­шениях между Советским Союзом и Германией явно проступала уже со времени визита Молотова в Берлин 12-13 ноября 1940 г. и заявленных там советским министром иностранных дел так назы­ваемых дерзких требований, как они характеризовались во внутри- дипломатических комментариях немцев[112]. В подготовленных к ви­зиту Молотова документах излагались цели советской делегации: 1) разузнать геополитические цели Германии; 2) разъяснить сферу интересов СССР в Европе и Азии и прощупать возможность согла­шения с Германией и затем с Италией; 3) отнесение к сфере инте­ресов (СССР. — Прим. перев.) дополнительных сфер, выходящих за рамки Договора 1939 г.: Финляндии, Дунайского региона и Болгарии, участие в решении вопросов относительно Турции, Ирана, Румынии и Венгрии; информация со стороны Оси о ее планах в Греции[113].

В немецкой прессе это никак не освещалось. 14 ноября 1940 г. со­гласно «тагеспароле» (ежеденевной официальной ориентировке для прессы) в центре внимания прессы должен был находиться отъезд Молотова из Берлина и совместное заключительное коммюнике. Комментирование должно было соответствовать указаниям ДНБ. При этом необходимо вновь подчеркивать, что Германия и СССР всегда проигрывали, если их политика была направлена друг против друга и они находились в состоянии вражды. Соглашения 1939 г. ока­зались чрезвычайно выгодными для обеих сторон. Визит Молотова вновь послужил делу «возобновления и углубения» дружественных отношений между Германией и СССР. Далее отмечалось дословно: «Актуальные, интересующие оба государства вопросы обсуждались во время личных бесед фюрера и господина Молотова, рейхсмини- стра иностранных дел и господина Молотова. Подробное обсужде­ние, носившее дружественный характер, показало наличие согласия обоих правительств в оценке всех важных вопросов. Германия рас­сматривает начатую в прошлом году политику как прочную основу для длительного сотрудничества...»[114]

Переход полномочий главы правительства к Сталину 6 мая 1941 г. и «отодвигание Молотова не может быть истолковано по-другому и толкуется здесь не иначе, как то, что тем самым дезавуируется со­ветская внешняя политика последних месяцев», — констатировал в своем отчете «Об оценке германо-советских отношений в диплома­тических и политических кругах Москвы» посол Шуленбург[115]. «Это встреченное во всем мире с глубочайшим вниманием событие Гитлер воспринял как второстепенное, отделавшись репликой: "Сообщение о перестановке на посту Председателя Совета народных комиссаров СССР должно быть напечатано в редакции ДНБ без комментариев на внутренних страницах газет (TP 7.5.1941 г.)"»[116].

24 апреля 1941 г. Сталин позвонил Илье Эренбургу и обещал ему поддержку в публикации третьей части его романа «Падение Пари­жа». За четыре дня до этого цензура запретила выход в свет второй его части. Эренбург сохранил хладнокровие, дожидаясь момента, ког­да он и его творчество вновь станут нужны, и в 1942 г. был награжден Сталинской премией. То же самое наблюдалось и в кинопроизвод­стве. Снятые еще до войны фильмы Ефима Дзигана «Мы из Крон­штадта» и «Если завтра война» были отмечены теперь Сталинской премией второй степени.

Первым публичным выступлением Сталина после затянувшегося с марта 1939 г. молчания была речь на приеме в Кремле перед выпуск­никами военных академий 5 мая 1941 г. В ней содержались указания на возможность ведения — в среднесрочном плане — наступательной войны[117]. «Выступает генерал-майор танковых войск. Провозглаша­ет тост за мирную сталинскую внешнюю политику. Товарищ Сталин: "Разрешите внести поправку. Мирная политика обеспечивала мир на­шей стране. Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени i проводили линию на оборону — до тех пор, пока не перевооружили