нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы. А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного ведения боя, когда мы стали сильны — теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к военной политике наступательных действий. Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, а современная армия есть армия наступательная"»[118]. Речь Сталина может быть истолкована как ответ на выступление Гитлера от 4 мая 1941 г. в рейхстаге. Именно со следующего дня Сталин стал Председателем Совета народных комиссаров.
Новые планы вызревали и по другую сторону границы: в том же 1940 г. на Бендлерштрассе в Берлине кипела работа над сценариями (плана «Барбаросса»), чтобы, наконец, покончить с этим дурным и, как казалось, беспомощным «замкнутым торговым государством» на востоке. Но Сталин не хотел этому верить вплоть до 22 июня 1941 г., невзирая на тревожные донесения секретных служб. Когда десять лет спустя Сталину представили текст для внесения правки во второе издание его «Краткой биографии», которое должно было выйти к его 70-летию, «вождь и учитель трудящихся» добавил в первое предложение своего обращения по радио от 3 июля 1941 г. следующие отмеченные курсивом слова: «22 июня 1941 г. империалистическая гитлеровская Германия грубо нарушила пакт о ненападении и совершила неожиданное нападение на Советский Союз»[119].
Летом 1940 г. в кинопрокат поступил фильм «Закон жизни». Собственно говоря, эта снятая по сценарию Александра Авдеенко картина соответствовала официальной линии критики карьеризма и морального разложения. В качестве отрицательного героя в нем был выведен секретарь обкома комсомола товарищ Огнерубов. Ни Андрей Януарьевич Вышинский, заместитель председателя Совнаркома СССР, ни Иван Григорьевич Большаков, Председатель Комитета по делам кинематографии при СНК СССР, не возражали против выпуска этого фильма в прокат. Поэтому редакционная статья в «Правде» от 15 августа 1940 г. «Фальшивый закон» грянула как гром среди ясного неба. Фильм закрыли, а в комитете по кинематографии предусмотрительно занялись самокритикой.
СКОРО « шт ши ivtiifT «И птмгтт*
is»ohw<Wit*a «ооновской оглма япмиа м^оогудм^и «ос*м«ъи
Закин )ЬШ- £
«ee-eiwe hwnov Л (пая*, 1 с »
Ргк 16 Огонек. 10 июля 1940 № 19 3-я стр. обложки
Но этим дело не кончилось. 9 сентября 1940 г. в ЦК ВКЩб; состоялось обсуждение фильма. Прису гствовали Сталин, его ближайшее окружение, Председатель Комитета по делам кинематографии, руководство Союза писателей и кинорежиссеры. На совещании пред- седате. [ьствовал секретарь ЦК по идеологии Жданов. Сталин принимал участие в дискуссии[120]. Деятелям искусства, естественно, было известно, что открытая критика недостатков легко могла быть истолкована как извращение советской действительности. Александр Остапович Авдеенко, сам того не желая зашел слишком далеко, неправильно поняв сформулированную Сталиным задачу кинематографистов — способствовать повышению политической сознательности масс
На что же делал упор Сталин? Он хотел, чтобы литература «показывала врагов не как извергов, а как людей враждебных нашему обществу, но не лишенных некоторых человеческих черт». Сталин выразил недоумение по поводу того, что автор сценария, собственно говоря, подразумевал под «законом жизни». Возможно, это было связано с тем что он изобража1 только противников, вставляя в (тороне победителей истории. Касаясь пролетарского происхождения Авдеенко, С галин сел на своего конька — разоблачение шпионов и то, что в другом контексте он называл «биологическим методом». «Б рабочем классе тоже есть отдельные люди, — поучал Сталин, — и не каждый рабочий "на вес золота"». И далее резюмировал «То, что преподносит Авдеенко, не можег служить отражением образа мыслей и чувств передового класса, следующего дру гим "законам жизни"»153.
Евгений Евтушенко упоминает в своих мемуарах одно высказывание Сталина, сделанное в разговоре с отчаявшимся партийным функционером, который курировал писателей. Когда Дмитрий Алексеевич Поликарпов (так звали этого партийного чиновника) попросил Сталина освободить его от обязанности приглядывать за литераторами и дать ему менее хлопотное занятие, ибо все писатели — это плохие люди, да к тому же еще и «скрытые или явные антисоветчики», Сталин ему ответил: «Все верно, товарищ Поликарпов, все верно. Действительно, наши писатели почти поголовно — пьяницы, бабники и скрытые или явные антисоветчики. Но справедивый гнев нашего народа уже уничтожил самых одаренных из наиболее зловредных писателей. Что же делать с оставшимися? Любая уважающая себя страна, товарищ Поликарпов, не может остаться совсем без писателей. У меня нет других писателей для вас, товариш Пликарпов. Поэтому идите и работайте с этими»[121].