Собственно, это был возврат к курсу, провозглашенному Сталиным на XVIII съезде ВКП(б) в марте 1939 г.: «Буржуазные политики, конечно, знают, что первая мировая империалистическая война дала победу революции в одной из самых больших стран. Они боятся, что вторая мировая империалистическая война может повести также к победе революции в одной или в нескольких странах»1 64.
На дипломатическом поприще Советское правительство, казалось, действовало более удачно, чем в военной области, на северном фронте — в войне против Финляндии, которая тогда чуть не закончилась катастрофой. «Россия, — писал Гитлеру 3 января 1940 г. Бенито Муссолини, — не нанеся ни одного удара, больше всех получила от этой войны в Польше и в Прибалтике»[130].
Романист из Марбурга Вернер Краус, участвовавший в немецком Сопротивлении против нацистского режима в Германии, комментировал развитие событий на этом направлении следующим образом: «Проведенная по всем старым канонам советизация трех стран (Прибалтики. — Авт.) была воспринята ими как провокация, так как в результате развеялись иллюзии, что это мероприятие будет иметь расовые ограничения, как в Восточной Польше. Рабочий союз (Советский Союз. — Авт.), следуя неумолимой логике развития событий в процессе "2-й империалистической войны", когда возможна любая неожиданность, ввел 56-часовую рабочую неделю на всех заво- дах»ш\
Новоиспеченный наркоминдел Вячеслав Молотов, 50-летний юбилей которого торжественно отмечался 9 марта 1940 г. во всем Советском Союзе, за «выдающиеся заслуги в деле организации большевистской партии, создании и укреплении Советского государства» был награжден Орденом Ленина. Город Пермь и Пермская область были переименованы в его честь. Имя Молотова стали носить также два военных училища и завод.
Потерпевший военные неудачи Ворошилов, напротив, 7 мая 1940 г. был назначен заместителем Председателя Совета народных комиссаров и председателем Комитета обороны при СНК СССР, что означало для него понижение. В течение 15 лет, сменив на посту более способного военачальника Фрунзе, он с переменным успехом, но скорее неудачно, руководил военными делами страны. Теперь же ему остались только воспоминания о том времени, когда с карабином за плечами рядом со Сталиным с ореховой тросточкой в руках, он ходил в дозор. Тогда Сталин спас ему жизнь[131]. Все это осталось в прошлом — до 7 декабря 1940 г. ему пришлось сдать дела по ведомству обороны страны маршалу Тимошенко, до этого командующему войсками Киевского военного округа. В акте о приеме Наркомата обороны отражется плачевное состояние войск и имевшейся на вооружении военной техники[132]. Так, 90 % танков и 82,7 % самолетов устарели.
В первые два месяца 1940 г. очень многие сотрудники центрального аппарата НКВД были «закатаны» в ГУЛАГ своими же сослуживцами, как назвал этот «туризм ужаса» Солженицын. «Не будешь писать (т. е. сочинять), значит будем бить опять, оставим нетронутыми голову и правую руку, остальное превратим в кусок бесформенного
ПЕРВЫЙ ТИРПЖ ВЫИГРЫШЕЙ ЗЯЙМЯ ТРЕТЬЕЙ ПЯТИЛЕТКИ
(ВЫПУСК ГОРОГО ГОДА)
СОСТОИТСЯ 11 и 12 ИЮЛЯ т г. • гар. Ленинграде.
пйма тр .лтшгшн
(1И1МПИПЧI»;
Рис. 18 Крокодил. Сентябрь 1939 № 26. Титульный лист. Худ. И Семенос
Рис 19 Огонек. 10 июня 1940. № 16. Тигульныи ЛИС!
Рис 20. Огонек. 30 сентября 1940 № 27 Титульным лист Фот.-С ГурариЬ
75
окровавленного искромсанного тела», — так следователи Бутырской тюрьмы описывали Мейерхольду предстоявшие ему пытки. Зинаида Райх, супруга Мейерхольда, вскоре после ареста мужа была убита в своей квартире. Осужденные отправлялись в подвал только после получения от них «признания». Тех, кто не мог идти самостоятельно, доставляли к месту казни на носилках. Если кто-либо не сознавался, как, например, друг Тухачевского генерал Блюхер, того забивали на «допросах» до смерти. В этом отношении ничего не изменилось и после прихода к руководству НКВД Берии.
«Если попытаться собрать, спрессовать в нечто единое все самое отвратительное для человеческого сознания, самое жестокое, трагическое, свирепое и грязное, что было в этой эпохе, отделив, вырвав его из всего остального, из всего другого, которое тоже было, то именно Берия, его дела, сама возможность его долголетнего существования при Сталине были тем комком блевотины, политической и нравственной, который оказался исторгнутым и до конца очевидным уже после того, как сама эпоха была обрублена смертью Сталина»1®.