Не исчезала атмосфера подозрительности, обвинения продолжались и в 1940 г., хотя НКВД ликвидировал уже миллионы вредителей и врагов народа. «Сталин — это варвар в ленинском смысле слова», — такое впечатление вождь произвел на одного иностранного гостя во время своего публичного выступления, «то есть враг культуры, психологии, морали Запада»[187]. Как всегда, заклинания о «светлом будущем», «о радостной и счастливой жизни» заменяли необходимую заботу об удовлетворении ежедневных насущных потребностей абсолютного большинства населения. Именно повседневная жизнь людей меньше всего интересовала Сталина. Во всей Советской стране не было надежных политических или экономических инструментов, чтобы адекватно реагировать на повседневные нужды общества внутри страны, не говоря уже о внешнеэкономической сфере или сфере мировой экономики.
В условиях перманентного кризиса снабжения простым людям приходилось тратить массу энергии на организацию своего быта. Зимой 1939-1940 гг. кризис достиг апогея. Задолго до начала Великой Отечественной войны население СССР в том, что касалось снабжения, жило в условиях, близких к военным. Отмененная в Советском Союзе только в 1935 г. в сопровождении громогласной пропагандистской кампании карточная система после нападения Германии на Польшу практически снова была возвращена местными властями.
Политбюро ЦК ВКП(б), Совет Народных Комиссаров СССР всеми средствами (повышение цен, снижение норм продаж, сокращение экспорта, административные меры против образования очередей перед магазинами, оказание давления на сельское население) противодействовали этим тенденциям. Милиция без разбора выхватывала из очередей людей и вывозила их на грузовиках на 30-40 км за город. Там их «отпускали», другие отделывались за стояние в очередях денежными штафами до 25 рублей (на эту сумму на колхозном рынке можно было купить килограмм мяса). Такая практика сохранялась и во время войны. Комендант Москвы генерал-майор К. Синилов запрашивал у Л. Берии 4 ноября 1941 г. согласие на проведение еще более «радикальных мер по ликвидации очередей»2'"1.
Письма населения в адрес членов партийно-государственного аппарата в 1940 г. наглядно свидетельствуют о настроениях граждан, не имевших времени на бесконечное стояние в очередях и денег для покупки продуктов на колхозных рынках, они отражают их представления о причинах бедственного положения и путях выхода из кризиса. Налицо была нехватка продуктов питания и товаров широкого потребления (ширпотреб) от хлеба до спичек.
Советская администрация, естественно, не знала, как справиться с этим бесконечным дефицитом. Если одни ее представители приводили в качестве оправдания плохого внутреннего снабжения «объективные» причины — внешнеполитические факторы (экспорт в Германию, концессии Японии), то другие добивались ужесточения внутриполитического контроля во всех сферах производства, чтобы уменьшить недостаток необходимых населению товаров. Последние часто выступали даже за ликвидацию все еще существовавших «свободных рынков», в которых им виделись причины всех бед. Часто «снизу» приходили письма отчаявшихся людей с требованием еще большего усиления борьбы с так называемыми спекулянтами.
Прежняя система снабжения по карточкам многим тогда казалась — в сравнении с практикой «советской торговли» — прямо-таки райской, потому что теперь, прежде чем идти после трудовой смены
Рис 33 Крокодил. Февраль 1У40. N° 3 4-я гтр обложки «Специалисты на местах»: литейщик, штамповщик, прессовщик, механизатор Худ. К. Кчинч
домой, приходилось выстаивать очередь за хлебом в магазинах. Кому ничего не доставалось, тог был вынужден стоять до следующего завоза. Рабочая одежда — хоть и плохого качества — тоже была дефицитом. < Плохонькая, серовато-черная хлопчатобумажная одежда, изношенные до дыр резиновые сапоги, серые платки на головах женщин, черные спортивного покроя кепки мужчин — все это казалось своего рода униформой. Нигде не увидишь яркого пятна, нигде не встретишь улыбки. Все вокруг только серого цвета. Не народ, а только масса людей»[188]. /
Эмигрировавшая в Советский Союз коммунистка Сюзанна Ле- онгард писала: «19 сентября 1940 г. я, наконец, получила письмо от своего сына Володи. Письмо было датировано 1 июля; то есть оно находилось в пути 111 дней, хотя и было написано на русском языке... Вот такой большой сын у меня уже вырос. Мне было трудно поверить в то, что я не видела его уже четыре года, и при мысли, что увижу его в течение года, у меня прибавилось сил...