Происхождение, биография и партийная карьера Лукача «в период повального истребления кадров» для НКВД представляли собой настоящий магнит. «Его арест, — писал Иштван Херман, — был из ряда тех, которые объяснялись политическими событиями в самом широком и абстрактом смысле слова. В тот период венгерское правительство, как известно, уже официально проводило резко антисоветскую политику»[209]. Секретариат Исполкома Коминтерна в пространном письме временному руководству Компартии Венгрии от 16 августа 1940 г. сформулировал его задачи по реорганизации партии в изменившихся условиях. Помимо перехода на нелегальное положение и «борьбы против предателей в собственных рядах» в числе первоочередных ставилась задача разоблачения действий венгерского правительства, которое под впечатлением военных побед германского вермахта встало на сторону германского и итальянского империализма, стремясь к образованию новой «Великой Венгрии»[210].
Приказ об аресте Дердя Лукача (обвинение в соответствии с § 58-6 [шпионаж]) был подготовлен Народным комиссариатом государственной безопасности уже 25 июня 1941 г., подтвержден 27 июня Меркуловым и подписан 28 июня 1941 г. прокурором СССР В. М. Бочковым[211]. Арест и домашний обыск были произведены 29 июня 1941 г. «Когда меня арестовывали, — вспоминал Лукач, — производился домашний обыск, конфисковали папку с автобиографиями к моим заявлениям в разные партийные и другие инстанции в связи с поиском работы»[212]. В отличие от других найденных во время обыска материалов, сочтенных не представляющими «никакой ценности для следствия», эта папка не была уничтожена[213], а легла в основу следствия[214].
30 июня было заведено следственное дело. Наряду с другими документами оно содержит протоколы девяти допросов. Первый допрос во внутренней тюрьме Лубянки датирован 3 июля 1941 г. Он длился недолго — с 12.30 до 16.00. Лукача спрашивали, почему он выбрал Берлин для постоянного места жительства, как долго он проживал в Вене, какие задания выполнял в 1929 г. в Будапеште и кого из членов партии в тот период арестовали. Место в протоколе, где Лукач указывает на фракционную борьбу внутри компартии Венгрии в качестве причины ослабения партии, подчеркнуто. Рядом на полях стоит приписка от руки: «Он сам был активным фракционером»[215].
4 июля следователь госбезопасности Пугачев стал вести допросы в более резком тоне. По его словам, до сих пор Лукач «упорно не желал рассказывать следствию о своих преступлениях против партии и Советской власти». Продолжая отрицать совершение «преступлений», Лукач в то же время признал ряд своих ошибок в период с 1920 по 1929 г. Допущенные в 1920 г. и раскритикованные Лениным ошибки ультралевацкого толка он исправил в 1922-1923 гг. В качестве право- оппортунистической ошибки Лукач назвал свои отвергнутые Коминтерном в 1929 г. так называемые Тезисы Блюма. Протокол допроса, длившегося с 13.00 до 19.10, уместился на 2 листах следственного дела.
6 июля 1941 г. — в тот день «главный свидетель» Тимар в ходе ускоренного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР под председательством Василия Ульриха был осужден и расстрелян — следователь Пугачев допрашивал Лукача только о его арестах австрийской полицией и о причинах его освобождения из-под стражи. Результаты почти пятичасового допроса и на сей раз были ничтожыми. Пугачев все время давал понять «несговорчивому» подследственному, что НКВД известно о его «шпионской и провокаторской деятельности», что бессмысленно отрицать, потому что в ходе следствия ему так или иначе придется сознаться.
Наряду с намеками на возможность «активного» ведения допросов, т. е. с применением пыток, следует учитывать весомость признательных показаний. Андрей Вышинский, выступавший на Московском показательном процессе 1937 г. в качестве Генерального прокурора СССР, в своей заключительной речи заявил, что в отношении «заговоров» не требуются доказательства. Улики имеют «гораздо более убедительную силу», чем доказательства. Следователи суммировали показания и признания подследственных, «подтвержаемые» в свою очередь признаниями других лиц.