Абсолютно в соответствии с этой логикой 12 июля 1941 г. Пугачев констатировал, что на основании следственного материала Лукач «достаточно изобличен в том, что являлся агентом иностранной разведки, в пользу которой работал на протяжении длительного периода» и в связи с этим может быть привлечен в качестве обвиняемого по статье 58 п. 1а УК (контрреволюционная деятельность). В этот день Меркулов позвонил Димитрову. После ознакомления Лукача с формулировкой обвинения его еще раз вызвали в полночь на полуторачасовой допрос, но Лукач вновь отказался признать себя шпионом и отверг обвинения как необоснованные.
Допрос продолжался 13 июля до самого вечера. Лукача допрашивали о Рудаше, который находился в заключении в Советском Союзе с 1937 по 1939 г. Лукач показал, что не знает причин ареста Рудаша и что поддерживал с партийным работником Рудашем лишь эпизодические рабочие контакты. Кроме того, подчеркнул Лукач, они в основном работали в разных странах. Лукач, правда, не знал, что двумя ночами ранее Рудашу задавали те же самые вопросы[216]. Таким образом, следователь не смог запутать обоих заключенных в противоречиях или даже столкнуть их друг с другом.
В ночь с 15 на 16 июля Пугачев допрашиал Лукача о его отношениях с буржуазными кругами Австрии. И в этом эпизоде следователь мог опираться на данные автобиографий Лукача, которые тот время от времени подавал в отделы кадров различных организаций. Лукач не умалчивал о своих контактах с министрами венгерского правительства, в том числе с министром финансов Йозефом Шумпетером и сотрудником министерства финансов Херманом Шварцвальдом.
Поскольку Пугачев, очевидно, не справился с делом Лукача, 22 июля дальнейшее расследование было поручено новому следователю по фамилии Кириллов. В течение полудня Лукач упорно сопротивлялся усилившемуся на него нажиму с целью получить признание в «шпионаже в пользу иностранных разведок». Тот факт, что Лукача не арестовывала австрийская или венгерская полиция или его неизменно отпускали на свободу, не рассматривался как свидетельство его хорошей конспирации, а использовался в качестве «доказательства» «шпионской деятельности» обвиняемого в интересах венгерской полиции.
Затянувшаяся пауза между допросами объясняется, по-видимому, тем, что жена Лукача направила в адрес заместителя Сталина и Председателя СНК СССР Вячеслава Михаиловича Молотова за-
Put 37 Крокодил Июнь 1940 №11 Титульный лист. Худ. М Шереметьев
явления и быстрой реакцией на арест философа за границей, t августа 1941 г Ракоши информировал Димитрова о том, что венгерское радио сообщило об арес~е Лукачэ и Рудаша. «Лишь немногие люди отваживались в случаях, когда кого-либо арестовывали заявлять о своей солидарности с ним. Тем дороже для меня.. что Бехер вместе с Эрнстом Фишером и Йожефом Реваи обратились к Димитрову, чтобы Димитров вмешался в это дело»26'1.
5 августа Лукача допрашьаали целый день. Следователь попытался в пос гедний раз заставить Лукача признаться в контактах с разоблаченными в качестве «шпионов или троцкистов» членами партии и изобличить его во «фракционной деятельности». Вот как описывает этот допрос и домогательства следователя сам Лукач «"Я читал эти вещи, я вижу, что во время Ш Конгресса вы были ультралевым, го есть троцкистом" На это я ответил ему: "Итак, вы меня извините, но в этом у гверждении правильно тол! ко то, что ко времени III Кон ipecca я был ультралевым, но не соответствует действительности, что Троцг ий в то время был троцкистом, потому что тогда Троцкий поддерживал Ленина" После этого он спросил меня, кто же был тогда троцкистом. Я сказал ему часть итальянских коммунистов, час гь
264 Ilse Siebert. Gesprath mit Georg Lukacs. In. Sinn und Form. 1990 Heft 2. S. 328 329польских коммунистов были троцкистами, из немецких коммунистов — Маслов, Рут Фишер, Тельман. Услышав от меня имя Тельмана, этот малый покраснел, ударил по столу кулаком и сказал, что я лгу. На это я сказал ему, что нам не стоит вести разговор о том, что есть правда, а что ложь, и рекомендовал ему обратиться в свою библиотеку, где есть протокол III Конгресса. Ему следовало прочитать выступление Тельмана, а также то, что ответил ему Ленин, и ему следовало также прочесть выступления Троцкого. К этому вопросу мы больше не возвращались»[217].
Но зато была предпринята еще одна попытка изобличения Лукача на основании «признаний» Тимара: «Напрасно вы пытаетесь выдавать себя за коммуниста, марксиста. В теории вы были идеалист, а в области практики — оппортунист, фракционер. А попросту — вы были на службе иностранных разведок, шпион»[218]. Лукач еще раз признал свои ошибки периода до 1929 г. и настаивал на том, что с 1930 г. он стоит на позициях диалектического материализма и больше не имел ошибок в теории. Все это только отговорки, заметил следователь. Признание Лукачем постоянных ошибок и заблуждений указывает на то, что речь идет о «системе неправильных взглядов», которые легли в основу активной фракционной деятельности. Составленные Лукачем тексты автобиографий во время допросов на Лубянке использовались в качестве «доказательств».