. В новогоднюю ночь с 1940 на 1941 г. в Грюневальде, в доме военно- морского атташе посольства СССР в Берлине, «радио было настроено на Москву. Михаил Иванович Калинин поздравил советских людей с Новым годом. Мы сели за стол. Раздалось хлопанье пробок шампан-
ского... В эти минуты, казалось, все забыли о повседневных делах и заботах. Отовсюду сыпались остроты, сопровождавшиеся взрывами смеха. Мы поздравляли друг друга с Новым годом, провозглашали тосты за то, чтобы наступающий год был для нашей Родины еще одним мирным годом»[257].
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Мы уже никогда не сможем быть счастливы.
Роже Вайян (1956 г.)
Великая Отечественная война и последовавшая за ней холодная война непрерывно ставили Советский Союз перед громадными экономическими, политическими, военными, культурными и психологическими испытаниями. Чтобы справиться с ними, были необходимы совершенно иные подходы и образ мышления, более эффективные формы принятия решений и управления, адекватные новым реалиям мировой культуры и мировой политики. Но они были не по силам устаревшей культуре тоталитаризма в системе сталинизма. Поэтому повседневный режим работы властных структур протекал в условиях постоянного стресса307, так что «в Кремле всегда должен был гореть свет».
«В 1940 г., — вспоминал Николай Байбаков, — я часто проводил три-четыре дня безвылазно в народном комиссариате... Около четырех-пяти часов утра Поскребышев обзванивал членов Политбюро и собщал им, что Сталин уехал отдыхать». Только после этого Байбаков мог ехать домой. Работа заменяла личную жизнь и полностью поглощала время функционеров. В том году Байбакова впервые пригласили на доклад к Сталину. Он хорошо запомнил многие подробности этой встречи. 7 октября 1940 г. в кабинете Сталина среди прочего обсуждалось положение в нефтяной промышленности. «Хороший хозяин должен точно знать свои запасы по категориям», — укориз-
307 Александр Бек точно запечатлел этот режим работы в своем последнем, написанном в 1965 г. и изданном уже после его смерти в 1972 г. на немецком языке документальном романе «Новое назначение»: «Теперь в отличие от довоенных годов Сталин слушал министров или других понадобившихся ему лиц и диктовал решения не в зале заседаний, где присутствовали члены Политбюро, — он отбросил даже эту формаль- I ность. В старости нелюдимый, Сталин впускал к себе в свой кабинет, вот как и сейчас, унаряду с вызванными для доклада еще лишь двух-трех приближенных» (Бек А. А. Но- \юе назначение // Бек А. А. Собр. соч.: в 4 т. М.: Худ. лит-ра. 1991. Т. 1. С. 329-330).
*
ненно сделал замечание Сталин после того, как начальник Краснодарского нефтекомбината С. С. Апряткин не смог удовлетворительно ■ ответить на вопрос «Хозяина»[258]. Начальник Николая Байбакова Ла- ' зарь Каганович лучше подготовил его к аудиенции у Сталина, и тот остался им доволен[259].
В воспоминаниях авиационного конструктора Яковлева нахо- дим характеристику культуры управления и производства тех лет: «В 1939 г. я получил новую квартиру в доме наркомата на Патри- : арших прудах. Там же поселились конструкторы Ильюшин и Поликарпов. Дом — новый, телефон поставили только Поликарпову. Несколько раз по вызову Сталина меня приглашали к телефону в квартиру Поликарпова, расположенную этажом ниже. Я чувствовал себя страшно неловко. Поэтому однажды, когда прибежавшая ра- ' ботница Поликарпова сказала, что меня просят сейчас же позвонить ! Поскребышеву, то есть Сталину, я, чтобы не стеснять Поликарпова, пошел в соседний магазин и позвонил из автомата. В разговоре Сталин спросил, почему я так долго не звонил. Я объяснил, что звоню из автомата. Он удивился:
Как, у Вас нет телефона?!
На другой день, вернувшись вечером с работы домой, я увидел в квартире городской телефон... При ближайшем разговоре Сталин по- интересовался некоторыми подробностями вооружения одного ново- - го самолета и задал вопрос, на который я отказался ответить.
Не могу, товарищ Сталин, говорить с Вами об этом.
Почему?
Такие вопросы по городскому телефону обсуждать запрещено.
Ах, верно, я и забыл! А что у Вас на квартире нет прямого теле- , фона?
t — Конечно, нет.
По штату не положено? — засмеялся Сталин. — Ну хорошо, спокойной ночи.
И опять, точно так же, как и в первом случае, на следующий день я обнаружил у себя на письменном столе рядом с городским телефоном еще один аппарат. Это был правительственный телефон, так называемая "вертушка". "Вертушкой" он назывался потому, что в то время в Москве городская телефонная сеть была ручной, то есть приходилось называть номер телефонистке, а в Кремле установили первую в Москве автоматическую телефонную станцию. Вызов абонентов этой ограниченной количеством номеров правительственной телефонной станции происходил так, как это делается теперь, то есть каждый вертел диск аппарата...»[260]