— Где же это место? Скоро окончательно стемнеет и, вообще, ничего не разберешь, — бормотал Яков через какое-что время безуспешных поисков. Тело, окончательно потеряв остатки тепла, уже окоченело и, совсем, не желало двигаться. — Может до утра пересидеть?
Идея была совсем не плоха. Можно было забиться в какую-нибудь нору, переодеться в сухое и вскрыть последнюю банку тушенки. Тут же требовательно заурчавший живот явно был не против такого предложения.
— Ладно.
Яков хотел было встать на корточки, но земля под его ногами вдруг исчезла и он рухнул куда-то вниз. Хорошо, успел руки растопырить, а то бы голову зашиб. Обошлось, к счастью.
— Мать вашу, блиндаж! — потирая занывший бок, Яков стал оглядываться по сторонам. — Точно наш блиндаж.
Над головой торчали размочаленные бревна, видно, пострадавшие от взрыва. Прямо под боком остатки патронного цинка, в котором сиротливо лежало с десяток патрон. Чуть дальше в темноте угадывался стол из снарядного ящика, а рядом с ним лампа из снаряда от сорокапятки.
— Вот тебе и нора, укрытие, — ухмыльнулся Яков, хватая смятую гильзу. Решил зажечь. Вдруг получится. Здесь все равно огонь никто не увидит. — Смотри-ка, там и керосин вроде остался. Живем…
Чуть взболтал самодельный светильник, щелкнул зажигалкой и над гильзой взвился робкий огонек. Продрогшие пальцы сами собой к нему потянулись, чтобы хоть немного ощутить тепла.
— Хорошо, — улыбка на губах стала шире. — Еще тушенки навернуть и совсем хорошо станет.
И он уже потянулся за сидором с пожитками, как замер. Неожиданно пришло внутреннее понимание, что нашел он то особое место. Это прямо здесь, где он устроился.
— Тут? — Яков с удивлением огляделся, с трудом соглашаясь верить. — Как же…
Но охватившее его ощущение и не думало исчезать, вскоре превратившись в убежденность. И через несколько минут он уже копал финкой рядом с собой небольшую ямку, куда и должен был положить первое семечко.
— Стань началом всего живого, — еле слышно проговорил ритуальную фразу, о которой много раз предупреждал Учитель.
После легонько чиркнул себя финкой по ладони. Ведь, семени нужно было несколько капель крови, чтобы пойти в рост. Пару капель особой крови, крови того, кто следует путем Живого Леса.
Осторожно сжал ладонь, выдавливая из пореза кровь.
— Стань началом всего живого, — еще раз повторил Яков, осторожно засыпая ямку. — Сейчас чуть кемарну, а потом и подкрепиться мож…
Откинулся к земляной стене и неожиданно «отрубился».
В окопном светильнике, стоявшем на земле, едва теплился крошечный огонек. По стенам полуразрушенного блиндажа гуляли тени, от дуновения ветра превращавшиеся в причудливые фигуры.
К стене прикорнул мужчина, завернувшийся в маскировочную накидку. Спал беспокойно, то и дело вздрагивая. Пару раз даже просыпался: открывал глаза и хватался за оружие. Но, убедившись в тишине вокруг, вновь засыпал.
А вокруг тем временем происходило нечто странное, непонятное…
Началось все, пожалуй, с земли. Ни с того ни с сего начала осыпаться земля в траншеях. Куски земли и глины сами собой отваливались и падали вниз, с чавканьем ударяясь о воду. Постепенно стали исчезать костяки павших советских бойцов, с начала войны лежавших неупокоенными. Казалось, сама природа хоронила их, засыпая сверху землей.
На этом странности и не думали заканчиваться. Наоборот, все только начиналось.
С бревенчатого наката блиндажа просыпалось немного земли, обнажая глубокую щель. Следом оттуда капнуло пару капель дождевой воды, которой наверху уже изрядно набралось.
Кап, кап, кап. Еще немного, и вода, расширив отверстие, уже потекла небольшой струйкой. Образовавшаяся лужица вскоре разрослась до небольшого озерца, потихоньку подбираясь до ног спящего бойца. Еще немного, и весь блиндаж окажется в воде.
Но вдруг в самом центре появилась небольшая воронка, которая начала с жадностью поглощать воду. Прошло не больше минуты, а от воды не осталось и следа. Больше того, земля, только что до верху пропитанная влагой, начала сохнуть. На глазах от самого центра к стенам землянки потянулись трещины, словно что-то в глубине с жадностью высасывало воду. Довольно быстро из тоненьких, словно паутинки, трещины вырастали до глубоких провалов, в которые с легкостью пролазила рука взрослого мужчины.