Раздался скрип снега. Из темноты появился невысокий мужчина в ватных штанах и белом полушубке, перетянутом ремнями портупеи. На вороте сверкнули три красных квадратика, что соответствовало званию ротного политрука.
— Здравствуйте, товарищи, — политрук смотрел уверенно, спокойно. — 324-й полк, говорите? Как там полковник ваш, Михаил Дмитриевич оклемался от ранения?
Улыбнувшийся было, разведчик нахмурился. Никакого Михаила Дмитриевича он и знать не знал. Командира полка у них звали Геннадий Петрович Мелехов. А это означало, что…
— Но-но! Отставить, оружие! — рявкнул политрук, видя, как все тут же напряглись. Он убрал руку от кобуры и вытянул ее вперед. — Проверка это! Вдруг, вы немчура. Те бы точно начали кружева плести. Мол, знаем такого полковника… Давайте, знакомиться, товарищи. Василий Георгиевич Клочков, политрук 1075-го полка. Далеко, смотрю, вы забрались…
После перевел взгляд на Гвена.
— А ты, боец, шустрый. В разведке такие на вес золота. Всех моих людей, наверное, заметил?
Гвен кивнул. А чего скрывать правду. Ему таить нечего.
— Всех. Еще когда подходили, почувствовал. Не сложно было. У каждого свой особый шаг, свое дыхание и говор.
К костру начали подходить остальные.
— Вот ты, — друид показал на массивного, смахивающего на медведя, бойца, что вышел из темноты с пулеметом наперевес. — Когда идешь, сильно на правую ногу припадаешь, оттого и шумишь. Ногу, скорее всего, подвернул или поранил.
При этих словах пулеметчик перенес тяжесть с одной ноги на другую, скрипнув при этом зубами. И правда, ему больно было на правую ногу наступать. Всю дорогу мучился. Думал уже, что не дойдет до места, свалится прямо в снег.
— А ты слишком много куришь, оттого твои дыхание и подводит тебя, — Гвен уже стоял возле другого бойца, то и дело хрипло перхавшего в кулак. — В морозную ночь очень далеко слышно твое дыхание.
Со своей стороны удивленно хмыкнул бородач. Впечатлился, похоже, такому.
— Вижу, умен больно. А про меня что скажешь? — с вызовом посмотрел на Гвена. Руки сложил на груди, одну ногу вперед выставил. Гадай, мол. — Ну?
— А чего тут гадать-то? — усмехнулся друид, сразу же приметив особую сноровку бородача. — Видно, что из лесовиков ты. По лесу правильно ходишь. Ногу по-особому в снег ставишь, дышишь правильно, оттого и не устаешь в дороге. Еще скажу, что охотник хороший. Глаз у тебя хороший, белку прямо в глаз бьешь, звериные следы читаешь, как раскрытую книгу. Так ведь?
Бородач и не думал скрывать своего удивления. Глаза выпучил, ни одного слова не мог из себя выдавить. Не понимал, откуда про него все это знал совершенно незнакомый ему человек. Они же раньше, вообще, не виделись.
— Хорошо он уел тебя, Петрович. Все, как есть, рассказал. Ни в чем не ошибся, — смеясь, политрук хлопнул бородатого бойца по плечу. — Я, сержант, вот что предлагаю. Давайте, дойдем до нашего НП, где разведданными поделимся.
После недолгого колебания сержант Карпов кивнул. Предложение было в самый кон. Они бы не только узнали, что соседям известно, но и сообщили о своем полку командованию.
Утро Гвен встретил на позициях чужого полка, хлебая из глубокой миски наваристую похлебку. Рядом расположился его новый товарищ — тот самый вчерашний бородатый боец.
— Хороший ты следопыт, Гвен-ка. Только темный какой-то, будто из лесной берлоги вылез, — бордач со вздохом отложив опустевшую миску, основательно облизал ложку и, обернув ее в чистую тряпицу, спрятал за голенище сапога. После, хитро улыбнувшись, повернулся к друиду. — Про какой-то великий лес талдычишь, про живые деревья, про душу растений. Суеверия все это, Гвен-ка! Са м Ильич говорил, что Бога и души нет! Знаешь поди товарища Ленина? Что?
Оторвавшись от похлебки, друид изобразил недоумение. Мол, человек он здесь новый и еще не со всеми успел познакомиться.
— Как так? Не знаешь про товарища Ленина? — возмутился бородач, вскакивая с места. Взглядом ожег, не хуже удара плетью. — Это же вождь мирового пролетариата…
Гвен еще раз недоуменно пожал плечами. Вот про короля королей Гаральда Превосходного, правителя Гильденской империи, он слышал. Про властителя Северных степей хана Зуфу, хранителя великих курганов, ему рассказывали заезжие торговцы. А никакого вождя Ленина он не знает.
— Это же… наше все! — с трудом подбирал слова ошарашенный боец. Похоже, у него даже в голове не укладывалось, что кто-то мог не знать товарища Ленина. — Он же за трудового человека жизнь положил! Ты знаешь, как раньше работяги жили? Белого света не видели! От восхода до заката горб гнули то на барина в селе, то на фабриканта в городе. За жалкие медяки, за кусок плесневелого хлеба горбатились, дети от голода мерли…