Последнее он выкрикнул с яростью, клацнув зубами так, что звук разнесся далеко по лесу.
— А теперь вот повоюем, — оскалился парень, медленно опускаясь на четвереньки. С хрустом позвонков потянул спину, выгибая ее самым немыслимым способом. — Хр-р-р.
Припал к земле, напрягая руки и ноги. Мгновение и с силой бросил свое тело вперед. С легкостью перелетел громадный сугроб, приземлившись у основания следующего дерева. И вскоре понесся на запад, делая то гигантские скачки, то принимаясь перебирать руками и ногами.
Кто бы из местных жителей увидел сейчас его, наверняка бы от ужаса сомлел. Что совсем неудивительно. Как не испугаться такого в глухом лесу? Ты идешь по тропке, а на тебя несется эдакая образина с развивающимися за ней лохмотьями. Рычит по-звериному еще в добавок. Поневоле в ступор впадешь или свалишься замертво.
Бежал там, где наст был твердый, словно дорога. Перепрыгивал гигантскими скачками через овраги, буераки, поваленные деревья. Проламывал телом хлипкие крестьянские заборы или стены сараев, если на пути вставала очередная богом забытая деревушка.
Иногда, оказавшись на открытом, продуваемым всеми ветрами, месте замирал и долго-долго выл на яркую луну. Дух-хранитель все равно давал о себе знать, как бы он не старался держать его в узде.
Его тело, казалось, совсем не знало усталости. Даже оставив за спиной десятки километров, он был бодр, свеж и рвался бежать дальше. Все чувства обострились до невероятной степени. Он ясно чувствовал запах дыма от далекой деревушки, слышал рокот двигателя грузовика с железнодорожной станции за десятки километров. Однако, так нужная ему добыча, по-прежнему, была недоступна.
— Нет… это обычный патруль. Четверо солдат… и один из них курит, — бормотал Яков, устроившись в развалинах старой избенки. Отсюда начинался небольшой белорусский городок с железнодорожной станцией и аэродромов, где он и надеялся найти свою жертву. — А там машина… две машины и броневик… Наверное, важная птица.
«Взяв след», Яков рванул прямо по сугробам. Нырял, пробивая телом твердый наст. Вскакивал и снова нырял, словно олимпийский пловец.
— Ого-го! Хорош гусь! — оказавший почти у самой дороги, он внимательно следил за проносящимся мимо роскошным легковым автомобилем. Тщательно отполированный Опель Адмирал казался стремительной молнией, летящей меж деревьев. — Пожалуй, мне подойдет.
Сразу же весь подобрался, чтобы с одного прыжка перелететь через дорогу и оказаться прямо на крыше машины. Но через мгновение выдохнул. Слишком уже «зубастая» цель. Из-за поворота уже показалась машина сопровождения — еще один такой же легковой автомобиль, но выглядевший чуть постарше. Следов вывернул броневик, ощетинившийся пулеметом. И в самом конце колонны ехали два грузовика, полные солдат.
— Подождем…
Яков осторожно пополз назад, стараясь не высовываться из сугроба. Дорога все равно шла по окраине городка, а, значит, еще была возможность выбрать место для нападения получше.
И, действительно, такая возможность ему еще представилась. Немецкая колонна пересекла почти весь городок и оказалась на самой его окраине, возле сосновой рощи, в которой «прятался» большой двухэтажный особняк. Похоже, здесь этот «гусь» и жил. Слишком уж роскошное жилье для простых солдат или обычных офицеров.
— Хм… Это еще что такое? Дети? Желтые звезды? Надо подобраться поближе.
Вильгельм Кубе, верховный гауляйтер генерального округа Белорусия Рейхскомиссариата Остланд, совсем не считал себя жестоким человеком. Нет, тысячу раз нет. Это внешне очень добродушный человек, часто шутивший, всегда говорил о себе так: «Все мои приказы и действия исходят не из любви к жестокости или бессердечности. Напротив, это результат моей любви к порядку, прусскому Однунгу, который создал нас немцев и привел к сегодняшнему величию. Порядок должен определять все: от наших мыслей и до наших действий…».
И, став верховным гаулейтером генерального округа Белоруссия, он начал претворять эти идеи с особенным упорством и энергией. При нем в четыре раза выросло число концентрационных лагерей и в шесть раза число содержащихся в них заключенных, которые стали использоваться на самых разных работах — от разбора завалов и заготовки леса и до строительства новых дорог. Нормы пищевого довольства в лагерях были, напротив, сокращены по его прямому приказанию, ибо стоимость продовольствия была признана слишком высокой для заключенных.
Другая его идея, которую он сам называл верхом рационального ведения хозяйства и эффективно организованного управления, привела гауляйтера этим зимним вечером сюда, в бывший детский дом имени Сухомлинского. Здесь к своим сорока с лишним воспитанникам, которых из-за неразберихи не успели эвакуировать, за эти месяцы прибавилось еще столько же сирот.