А Лапотники снова один за другим лезли в наше небо, чтобы там, у солнца развернуться, и в пикировании долго падать на многострадальные поселки, траншеи красноармейцев и на советский лес. Чуть ли не у самой земли пикировщики выплескивали очередной факел пламени, от которого занимался огнем новый участок этого леса. Вскоре чуть ли не весь лес скрылся в этом тошнотворном дыму.
А Иван Флоров все еще стоял и стоял в траншее этого старинного кургана. Он никуда не бежал, никуда не торопился, даже Анна его никуда не тащила! Они оба стояли, своих глаз не могли оторвать от всего того, что сейчас творилось с позициями красноармейцев и этим лесом. Мертвый комиссар Козырев стоял неподалеку от них, он своими мертвыми, очень сердитыми глазами наблюдал за всем тем, что вытворяли в небе эти немецкие штурмовики. Ивану кто-то подсказал, а может быть, он сам это решил, что настала пора снова взяться за свой пулемет, когда увидел, что один из Лапотников вдруг развернулся и пошел на них в атаку.
Получилось так, что Флоров с большим трудом к этому времени вышел из своего непонятного оцепенения! Но еще, к большему сожалению, за пулеметные рукоятки он встал лишь тогда, когда один из Лапотников снова полез в гору к солнцу, чтобы от него пикированием атаковать вершину кургана с установленными на ней крупнокалиберными пулеметами, и живыми людьми! Огненный шар солнца, казалось бы, своими лучами старался выжечь глаза пулеметчику Ивану Фролову. Парень же, не стесняясь, плакал горючими слезами, которые двумя полноводными потоками текли по обеим его щекам, вот уже три дня небритым. Он стоял и, по-прежнему, обеими руками держался за рукоятки затворной коробки, удерживая ствол пулемета ДШК в строго вертикальном положении, чтобы выстрелами в упор встретить пикирующий немецкий штурмовик. Иван Фролов прилагал немалые физические усилия с тем, чтобы в перекрестие прицела удерживать солнечное гало. Он стоял и терпеливо ожидан, когда в гало появиться тень штурмовика!
Иван Фролов дождался-таки момента, когда черная тень вдруг появилась в центре перекрестия прицела пулемета. Обеим руками он нажал гашетку, и тогда его тело задрожало в унисон с пулеметной дрожью…!
Авианалет все еще продолжался, но былая ярость сражения куда-то ушла. Лапотники, по-прежнему, бесились в синеющей высоте, но, кажется, у них кончались боеприпасы, к концу подходили боекомплекты. Поэтому пилоты штурмовиков стали приберегать пулеметные патроны и пушечные снаряды, они сейчас гораздо меньше стреляли! Донельзя усталый Фролов сидел на бруствере траншеи, пустыми глазами он продолжал следить за авианалетом. Но все чаще и чаще посматривал в сторону позиций, занятых бойцами отряда старшего лейтенанта Торопынько, который только что ему кратко отрапортовал:
— Товарищ комбриг, мы отбили все атаки противника, но не уступили ни дюйма своих позиций! Сейчас саперы ремонтируют наши доты и дзоты, кладут новые минные поля! Жалко только, что у нас закончились противотанковые мины! Ну, в общем, у нас пока все в порядке, товарищ комбриг, готовимся к следующим немецким атакам. Но меня беспокоит только что состоявшийся разговор с майором Борисовым?! Он мне сообщил, что собирается прорываться к нам своим отрядом, который только что подошел к поселкам Деречин и Дорогляны, минут через тридцать он будет готов начать прорываться через позиции немцев! Майор попросил, подготовить ему танковые проходы, так как по дороге в Деречин он встретил несколько танков Т-34, экипажи которых хотели бы к нам присоединиться!
— Хорошо, Геннадий Сергеевич! Если судить по топографической карте, то местность, по которой борисовцы будут к тебе прорываться, одновременно является и наиболее удобным местом для прохода танков к нашим позициям. Ты знаешь, Сережа, но то, что Борисов собирается к нам прорываться вместе с какими-то танками, эта идея мне почему-то не нравиться! Сейчас у нас нет ни времени, ни сил на то, чтобы заниматься разгадкой замыслов этого майора. Поэтому я бы тебе, Геннадий Сергеевич, посоветовал бы, свяжись-ка ты снова с Борисовым, и ему предложи, что бойцы его отряда и танки прошли бы по дороге, которая лежит у подошвы нашего кургана!
Фролов продолжал сидеть на бруствере траншеи, всеми силами стараясь не уснуть. На него вдруг вышел лейтенант Голубев: