Снова сев за руль автомобиля, собираясь завести его двигатель, чтобы на остатках топлива доехать до заправки, Иван вдруг вспомнил о деньгах. Но сколько бы он не рылся по своим карманам, так ни одного рубля не смог найти. Но, прекрасно понимая, что в любом случае за бензин ему все равно предстояло расплачиваться, а для этого требовались деньги. Фролов вынужденно заглянул в портфель с деньгами Мориса Берныньша. Из-за одного своего неосторожного движения рукой, портфель повалился на бок, распахнулся, банковские пачки североамериканских долларов, английских фунтов стерлингов и швейцарских франков потоком хлынули на автомобильное сидение. От полной неожиданности всем случившемся с ним, Фролов машинально сглотнул образовавшийся ком в горле! В течение некоторого времени парень не мог своих глаз оторвать от картины такого большого количества денег, как бы в беспорядке валявшихся на соседнем сиденье!
Слишком уж неожиданным чувством оказалось для Ивана Фролова, почувствовать себя миллионером, когда он своими руками начал копаться в пачках долларов, фунтов и франков! Он считал и пересчитывал эту валюту, никак не мог ее пересчитать! К тому же Фролов вдруг оказался в положении, когда не знал попросту, что же ему с этими деньгами делать, где их хранить?! Он попытался, эти деньги снова переложил в портфель, но портфель на его же глазах раздулся до таких непомерных размеров, что он попросту за него испугался. Так как ему показалось, что все эти деньги больше не уместятся в этом портфеле с документами, изрядное их количество все еще продолжало валяться на сидении!
Но наступил момент, когда сам Иван Фролов почувствовал, что прекратилась лихорадка, горячку по поводу денег, преследования, что он снова стал здравомыслящим, здоровым человеком. Он отложил в сторону две банкноты по сто долларов, остальные деньги убрал в портфель и закрыл на замок. Для большей надежности, перетянул его ремнями, а затем положил на заднее сиденье автомобиля. Запустил двигатель своего автомобиля и выжал педаль сцепления, автомобиль мягко тронулся с места.
В ближайшем литовском селе он подъехал к деревенской аптеке, попросил аптекаря заполнить топливный бак его автомобиля. С литовским аптекарем Иван разговаривал на немецком языке. Этот сельский аптекарь сильно разволновался, когда Фролов заговорил с ним на немецком языке. В ответ он тут же поинтересовался у Ивана, заговорив на ломанном, но понимаемом немецком языке:
— Господин, вы не подскажете мне, когда великая немецкая армия снова вернется в Литву? Когда она освободит нас от большевиков и коммунистов? Вы знаете, что наши крестьяне не признают советской власти, борются с ней, как только могут! Некоторые из них не сдают коммунистам урожаев со своих наделов. А другие своих старших сыновей отправляют в отряды «зеленых братьев», с оружием в руках сражаться с милиционерам и энкеведешниками!
По этому вопросу Фролову было не трудно догадаться о том, что этот литовский аптекарь принял его за немецкого шпиона. Хотя Иван ненавидел и боролся с отдельными представителями советской власти, но в целом он положительно воспринимал советский народ. И самого себя он относил к великому советскому народу, поэтому заявление этого литовского аптекаря, он воспринял, как личное оскорбление.
Ему захотелось подойти к этому литовцу, взять его за шкирку, вырвать его кадык из гортани. Но сдержался, не стал вступать с незнакомым человеком в спор на политическую тематику. Иван дождался, когда заполнится топливный бак своего автомобиля, вытащил сотенную долларовую бумажку в качества платежа за бензин и протянул ее аптекарю. Тот в ответ аж прослезился, был готов расцеловать своего клиента.
Машина с рижскими номерами все-таки не выдержала бесцельного мотания по отвратительным литовским дорогам, частично мощенным брусчаткой. Она сломалась под самым Вильнюсом. Ивану пришлось ее бросить рядом с автомастерской и рестораном, он не захотел ждать, когда автомобиль отремонтируют, не смог купить себе нового автомобиля. К тому же литовское население слишком уж враждебно воспринимало личность Ивана Фролова, как представителя советского народа. Словом Фролов был вынужден теперь уже пешком добираться до Вильнюса.