Похожий эпизод описал и ветеран С.Ф. Долгушин. В июне 1941 года будущий Герой Советского Союза, генерал-лейтенант и начальник кафедры тактики в ВВИА им. Н.Е. Жуковского служил в 122-м истребительном авиаполку 11-й смешанной авиадивизии всё в той же Белоруссии (аэродром Новый Двор, в 17–20 км от границы). Прежде всего подчеркнём: речь вновь идёт о вполне боеготовой кадровой части ВВС. «...Самолёты И-16, которые мы в полку получали, были 27-й и 24-й серии с моторами М-62 и М-63. Буквально все они были новыми машинами, причём у каждого лётчика: 72 самолёта – 72 лётчика в полку. У всех своя машина, поэтому и налёт в часах у всех был большой, и лётная подготовка пилотов была сильной. Я начал войну, имея налёт 240 часов, и это – за 1940–1941 годы... Мы летали чуть ли не каждый день... Ведь И-16, когда им овладеешь – машина хорошая была! Догонял он и «Юнкерс-88», и «Хейнкель-111», и Ю-87, конечно, всё расстреливал. Драться, конечно, было сложнее с «мессершмиттами», но всё равно, за счёт маневренности, можно...» (там же, с. 434). Одним словом, не похоже, что С.Ф. Долгушин и его товарищи испытывали какие-либо комплексы по поводу своей «устаревшей» техники и уровня подготовки... Но теперь перейдём к описанию событий накануне войны: «...Вечером в субботу 21 июня 1941 года нас разоружили: приказали снять пушки, пулемёты, боекомплект и поместить в каптёрки. Я с ребятами своими посоветовался, и мы сняли пушки и пулемёты – мы вынуждены были. А патронные ящики оставили... Состояние такое – всё равно что голый остался... Мы спросили: «Кто такой идиотский приказ издал?! А командир полка Николаев разъяснил командирам эскадрилий (а те, в свою очередь, нам): «Это приказ командующего Белорусским военным округом Д.Г. Павлова». Накануне тот приезжал на наш аэродром вместе с командующим ВВС округа генерал-майором И.И. Копцом...» (там же).
М. Солонин обращает внимание на то, что издать столь необычный (если не сказать преступный) приказ командованию округа «помогли» неожиданно появившиеся товарищи из столицы: «...Перед этим была у нас комиссия из Москвы, прилетели они на Ли-2. Он так и стоял на аэродроме – немцы в первую очередь его сожгли, а они на машине уехали... Возглавлял её полковник, начальник оперативного управления ВВС. Ещё был М.Н. Якушин, который в Испании воевал. Он был инспектором ВВС...». С чего бы это, – задаёт вполне резонный вопрос М. Солонин, – в одном, ничем не примечательном строевом авиаполку собралось столько высшего авиационного начальства?» (там же). О том, что сами Павлов с Копцом никогда бы не отдали подобный приказ, говорит и то, что, как уже упоминалось выше, «20 июня 1941 года командиры авиационных соединений в связи с угрожающей обстановкой на границе получили распоряжение генерала Копец: «Привести части в боевую готовность. Отпуска командному составу запретить, находящихся в отпусках отозвать». Но уже 21 июня, – подчёркивает историк Р. Иринархов, – это распоряжение было отменено...» («1941. Пропущенный удар», с. 99).
Игорь Бунич сообщает, что все эти странные мероприятия осуществлялись согласно приказу, полученному из Москвы заранее – ещё 16 июня: «16 июня во все округа поступила совершенно неожиданная директива. В пятницу 20 июня и в субботу 21 июня разрешалось отпустить личный состав в увольнение. Офицеров – до утра понедельника 23 июня. С четверга 19 июня и до 23 июня в авиачастях разрешалось произвести 25-часовые регламентные работы, в танковых и артиллерийских частях – парковые дни» («Роковой просчёт Сталина», с. 812). К сожалению, И. Бунич в свойственной ему манере не упоминает конкретный источник данной информации, а потому я пока отношусь к ней с известной долей осторожности. Не говорит он и о том, какова была «разнарядка»: то есть сколько частей и в каких округах предлагалось временно превратить в небоеготовые. Любопытно отметить, что Бунич не стал «связываться» с этой «неожиданной» директивой и пытаться найти объяснение столь странным приказам Москвы, а также тому факту, что директива совершенно очевидно не касалась всех войск приграничных округов, большая часть которых наоборот приводилась в то же время в состояние повышенной боевой готовности и перебрасывалась ближе к границе.
Отдельного упоминания заслуживает история о тяге к весёлому и прекрасному, внезапно одолевшей аккурат накануне войны командование Красной Армии и Военно-Морского флота. Почему-то именно к субботе 21 июня 1941 года в соответствующих городах и гарнизонах западных округов оказались на гастролях всяческие артисты и затейники. И всех сколь-нибудь высокопоставленных и заметных генералов с адмиралами одновременно потянуло в театры и клубы. Приведём несколько примеров:
«Даже вечером 21 июня 1941 года, – возмущается Р. Иринархов действиями командующего ЗапОВО, – руководство округа вечером спокойно отдыхало в театре (прим. автора: по данным М. Солонина, руководство округа наслаждалось комедией «Свадьба в Малиновке» в минском Доме офицеров), предоставив событиям развиваться в своём направлении. Во время концерта к командующему ЗапОВО подошёл начальник разведотдела полковник С.В. Блохин и доложил, что на границе очень неспокойно. «Этого не может быть, чепуха какая-то, разведка сообщает, что немецкие войска приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков нашей границы», – сказал Павлов (прим. автора: надо понимать, обращаясь к генералу Болдину И.В.) и, приложив палец к губам, показал на сцену» («Красная Армия в 1941 году», с. 412). Эта цитата Болдина звучит тем более странно в свете того, что именно Блохин с Павловым менее суток назад (в 2.40 ночи 21 июня) направили в Москву уже упоминавшуюся мною в других книгах данного цикла последнюю предвоенную разведсводку, в которой ясно говорилось: «основная часть немецкой армии в полосе против Западного Особого военного округа заняла исходное положение». Интересно отметить, что, несмотря на эту свою якобы полную беспечность, после спектакля Павлов направился не домой и не в баню, а в штаб – ждать звонков из Москвы... То же самое, согласно И. Буничу, сделал после посещения футбольного матча на киевском стадионе «Динамо» командующий уже созданным Юго-Западным фронтом Кирпонос. Напомню, что штаб фронта в этот момент уже ехал на передовой КП.
М. Солонин приводит свидетельство командира 13-й бомбардировочной авиадивизии ЗапОВО Полынина Ф.П.: «...В субботу 21 июня 1941 года к нам, в авиагородок, из Минска прибыла бригада артистов во главе с известным русским композитором Любаном. Не так часто нас баловали своим вниманием деятели театрального искусства, поэтому Дом Красной Армии был переполнен» («23 июня – «День М», с. 270). Он же цитирует воспоминания командира 57-го танкового полка 29-й танковой дивизии 11-го мехкорпуса 3-й армии ЗапОВО Черяпкина И.Г.: «...Вечером 21 июня мы со всей семьёй были в театре. Вместе с нами в ложе находился начальник политотдела армии, тоже с семьёй. После возвращения из театра я во втором часу ночи был вызван в штаб дивизии, где получил приказ объявить в полку боевую тревогу» (там же, с. 271).
Не обошли артисты вниманием и другие армии того же округа. Так, начальник штаба 4-й армии Л.М. Сандалов вечером 21 июня отправился в Дом Красной Армии в Кобрине на концерт артистов Белорусского театра оперетты. Член военного совета 4-й армии А. Шлыков при этом уехал на другой концерт – артистов московской эстрады в Бресте, в 45 км от Кобрина. Уже к полуночи «культпоход» завершился сбором в штабе армии: «Последнюю предвоенную ночь старший командный состав армейского управления провёл в помещении штаба армии. В нервном тревожном состоянии ходили мы из команты в комнату, обсуждая кризисную обстановку. Через каждый час звонили в Брестский погранотряд и в дивизии...» (там же). Пограничники же, напомню, отнюдь не спали, а целыми заставами, взяв с собой ручные пулемёты, находились в нарядах на границе...
А вот свидетельство, касающееся культурно-массовых мероприятий в Киевском Особом военном округе. Процитируем комиссара 8-го мехкорпуса Н.К. Попеля: «...в субботу 21 июня сорок первого года, в гарнизонном Доме Красной Армии, как и обычно, состоялся вечер. Приехал из округа красноармейский ансамбль песни и пляски. После концерта, по хлебосольной армейской традиции, мы с командиром корпуса генерал-лейтенантом Дмитрием Ивановичем Рябышевым пригласили участников ансамбля на ужин. Домой я вернулся лишь в третьем часу ночи» (там же). Это, заметим, тот самый мехкорпус, который только что – 19–20 июня – был выведен в район сосредоточения, а бравый командир корпуса – Рябышев Д.И., согласно его собственным воспоминаниям, в самый канун войны занимался рекогносцировкой дорог возле пограничного Перемышля: (более подробно эти факты изложены в других книгах цикла)...