Как ни прискорбно это признать, армейские службы тыла оказались неспособными решать возложенные на них задачи. Вот выдержка из донесения командира 7-й танковой дивизии 6-го мехкорпуса генерал-майора танковых войск С. В. Борзилова: «Дивизия, выполняя приказ, столкнулась с созданными на всех дорогах пробками из-за беспорядочного отступления тылов армии из Белостока (дорожная служба не была налажена)»[176]. Но, видимо, часто сами командиры соединений приказывали отводить дивизионные тылы на восток. Это привело к страшной мешанине, пробкам и заторам на дорогах, огромным потерям транспортных средств при воздушных налетах. Как вспоминал Я. М. Булавин, старшина мотоциклетной роты 14-го ОРБ 13-й дивизии, батальон по тревоге ушел в Замбрув, а уже в 6 часов утра из штадива прибыл на бронемашине политрук Дурминидзе и приказал тыловым подразделениям двигаться на Волковыск: «Ехали мы по направлению на г. Волковыск, в пути следования неоднократно подвергались бомбежке немецкими самолетами. Около 10 часов вечера мы добрались до города Волковыск. Там все отступающие с запада части стали задерживать. Какой-то [начальник] был в генеральской форме. Технику всю отступающую загнали на стадион, только с одними водителями машин. И 23-го, в 2 часа ночи, послышался сильный звук самолетов с запада и началась бомбежка. Командного состава никакого не было. Ужас, что творилось, было полное предательство. Конечно, я уже не могу вспомнить те места. На одной переправе через реку также скопилось много техники и солдат, по обе стороны дороги находилась болотина и некуда деться. Река текла крови солдатской, и много таких эпизодов на моем пути было»[177]. Буду объективен: не только тылы двинулись «в тыл». В течение всей активной фазы сражения боевые части теряли личный состав НЕБОЕВЫМ СПОСОБОМ. Слабые духом уходили в тыл «под шумок»; не являвшиеся по своей сути дезертирами, но потерявшие по разным причинам свои части, поддавались общим паническим настроениям и тоже спешили на восток. Поэтому уже на третий день войны, когда немецкие танки прорвались к Слониму, в глубоком тылу в бесцельном блуждании находились тысячи людей в форме, сотни единиц автотранспорта, и даже танки, бронемашины и подразделения артиллерии. Поэтому создание в первую же неделю войны в тылах фронта заградительных кордонов из пограничных войск и сборных пунктов было не просто уместной, но чрезвычайно важной и полезной мерой.
Брошенная техника 10-й армии
Подразделения артснабжения и боепитания частей тоже оказались не на высоте. Потеря части складов боеприпасов от ударов авиации вовсе не означала, что брать их стало негде. В одних местах разгребали пепелища в поисках уцелевшего ящика артвыстрелов или патронного цинка, но зато до конца боев так и остались невостребованными весьма значительные ресурсы. В Беловежской пуще в районе Гайновки было два артсклада для обеспечения потребностей 10-й армии: 838-й ОАС и 1447-й ГАС (головной артсклад). Бывший рядовой 83-й караульной роты Ф. И. Жарков вспоминал, что в хранилищах одного из складов было сосредоточено большое количество боеприпасов разных калибров, а также стрелковое оружие, обмундирование и обувь. Начальник склада и его замполит в первый же день дезертировали. До 27 июня оставшиеся без командования — из него остались только ротный старшина и зам. политрука — стрелки охраняли это никому не понадобившееся богатство (даже войскам, отступавшим через пущу), а потом, взорвав его, ушли на восток[178]. Н. Халилов из 128-го полка 29-й мотодивизии после войны рассказывал: «Автоматы выдавали только командирам взводов и отделений. Нам и винтовок не хватало. Хотя в лесу были большие запасы оружия, его после давили танками, чтобы не досталось врагу»[179]. Бывший зам. командира 204-й МД Г. Я. Мандрик также писал, что из-за отсутствия стрелкового оружия командование дивизии было вынуждено оставить в местах постоянной дислокации порядка двух тысяч человек личного состава.
Белостокская группировка и 4-я армия имели достаточно сил, чтобы при грамотном управлении эффективно действовать в обороне, но опоздание с приведением их в боеготовное состояние не оставило никаких шансов на возможность осуществления планов прикрытия. 1-й стрелковый корпус (командир — генерал-майор Ф. Д. Рубцов) получил сигнал «Гроза» в 4 часа 13 минут, когда его дивизии уже находились под огнем немецкой артиллерии. Дальнобойные орудия обстреливали крепость Осовец, полыхали огнем казармы и склады, в грохоте взрывов свечками взлетали в небо вырванные с корнями сосны, росшие на защитных земляных «подушках» старых фортов. Под бомбежкой покидали военный городок в Боцьках части 31-й танковой дивизии полковника С. А. Колиховича. Но самый большой урон был нанесен 113-й стрелковой дивизии (командир — генерал-майор Х. Н. Алавердов). Ее полевой лагерь, раскинутый на чистом месте в 4–6 км от границы, был обстрелян из-за Буга огнем артиллерии. Ураган разрывов сметал палатки, красноармейцы и командиры бежали кто куда из зоны обстрела. Командир дивизии был тяжело ранен в бедро, а собрать перемешавшиеся при бегстве полки удалось лишь через два часа. В 3-й армии авиация застигла на марше к рубежам обороны 85-ю ордена Ленина стрелковую дивизию. Потери в войсках были очень велики. Мемуарная литература подробностями не балует, поэтому, чтобы не быть голословным, приведу несколько свидетельств. В. В. Свешников, 164-й легкий артполк 2-й стрелковой дивизии: «Часов в 8 утра полк двинулся к Осовцу, к границе. Что началась война, мы не знали… полк двигался компактной колонной, а не с интервалами между орудиями. Около местечка Моньки полк на марше был атакован немецкими самолетами и сразу же понес ощутимые потери от бомб и рвущихся своих снарядов в орудийных передках и зарядных ящиках. Это произошло около 10 часов утра на полпути до Осовца. Остальные полпути мы проделали до 7–8 вечера под непрерывными налетами фашистских самолетов…»[180]. Н. З. Хайруллин из 121-го ОПТД 49-й стрелковой дивизии вспоминал, что недалеко от них располагался дивизионный 31-й легкоартиллерийский полк на конной тяге. Его командир, майор, только недавно закончивший академию, после окончания артобстрела выстроил полк в походную колонну на совершенно открытой дороге. Тут же налетела авиация, и в течение 15 минут от полка ничего не осталось; он был уничтожен полностью, не успев вступить в бой[181]. Командир 171-го ЛАП майор Т. Н. Товстик значится пропавшим без вести в июне 1941 г.