Забавно, что по «Суворову»-Резуну все обстояло бы наоборот – превентивный удар Сталина по Гитлеру летом 1941 года означал бы, по уверениям Резуна, быстрый разгром Третьего рейха. Солонин утверждает обратное, но при этом удостаивается комплиментов Резуна.
Я уже анализировал «открытия» и Резуна, и Солонина в своей книге «10 мифов о 1941 годе» и здесь разберу только один пассаж Солонина. Он сообщает цифры потерь (в процентах) боевой техники и автомашин летом 1941 года, и на том основании, что потери танков, артиллерии и т. д. превышали потери автотранспорта чуть ли не вдвое, делает примерно следующий «глубокомысленный» вывод. Мол, на танке, а уж тем более – на пушке, далеко не уедешь, да и стрелять из них надо, а это задерживает бегство в тыл и осложняет его. А на самой плохонькой «полуторке» можно быстро отмахать сотню-другую километров в сторону, от фронта противоположную. Вот и бросали-де красноармейцы танки, не желая-де на них «защищать тирана». Зато автомашины – нет, не бросали. Они на них драпали от немцев. Потому, мол, машин и сохранилось намного больше, чем танков.
«Аналитики» типа Солонина «забывают» при этом, что войсковой автомобильный транспорт хотя и участвует в обеспечении боевых действий и тоже несет потери, но непосредственно в боевых действиях – в отличие от танков, самолетов и артиллерийских орудий – не участвует. Поэтому и потери автотранспорта, даже с учетом потерь подвижных средств мотопехоты, объективно оказываются меньшими, чем потери боевой техники.
По «логике» Солонина наименьшие потери должны были бы иметь советские ВВС. Если уж на «эмке» или «полуторке» можно было быстро удрать в тыл, то на самолете это можно было сделать раз в десять быстрее. Однако советские летчики с первого дня войны воевали, а не дезертировали. И ряд негативных примеров – не измены, а бестолковщины и разгильдяйства части авиационных командиров – общего вывода о героическом поведении советских ВВС не отменяет.
Вот, собственно, все об измышлениях Солонина.
Но как могли бы развиваться виртуальные события в 1941 году в случае упреждающего, превентивного удара РККА? Развиваться не «по Суворову», не «по Солонину», а с учетом объективно имевшихся факторов и обстоятельств?
Надо сказать, что вопрос интересен. И лично для меня он интересен, тем более что над этой стороной проблемы я никогда ранее не задумывался, всегда понимая, что сообщения о якобы агрессивных планах Сталина в 1941 году, сорванных-де упреждающим ударом Гитлера, – всего лишь жалкие и грубо сляпанные измышления. Но, оказывается, и провокации резунов могут сослужить хорошую службу, если рассматривать их как отправные точки для новых, вполне взвешенных и исторически корректных размышлений. Ведь для полного и всестороннего анализа ситуации 1941 года полезно не провокационным, не клеветническим, не «чернушно»-пропагандистским образом, а объективно рассмотреть возможные последствия превентивного удара СССР по Германии летом 1941 года.
При этом я не склонен жонглировать номерами частей и соединений, заниматься играми «в солдатики» на картах, двигая туда или сюда механизированные корпуса и пехотные дивизии, и строить из себя великого полководца, как это делают сегодня ряд историков, резво пишущих о той войне, но вряд ли знакомых с армейской практикой даже в объеме курса молодого бойца.
Давно сказано, что «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны», но сегодня подобных «стратегов» развелось так много, что, в дополнение к бессмертным строчкам Шота Руставели, хочется не в рифму, но по существу прибавить: «Особенно тогда, когда «стратеги» видят бой не просто со стороны, а с приличного исторического отдаления, зная и ход былых боевых действий, и точную дислокацию войск, и обстановку на картах, и конечные результаты отдельных операций и кампании в целом».
Тогда легко быть Македонским, Морицем Саксонским и Наполеоном с Мольтке, вместе взятыми.
Все же, не изображая из себя квалифицированного генштабиста, в качестве исходного тезиса рискну заявить, что построение наших войск к лету 1941 года было предпочтительнее для активной обороны с переходом в контрнаступление, чем для превентивного наступления. Дислокация же частей и соединений Вермахта была в этом отношении прямо противоположной – это была дислокация превентивного удара. Поскольку немецкие авторы, писавшие о
Второй мировой войне после окончания этой войны, знали, у кого «рыльце в пушку», они особенно не упирали на анализ исходной дислокации войск по обе стороны границы. Зато в «Россиянин» появился ряд авторов, которые усмотрели в сосредоточении в Белостокском выступе большинства механизированных корпусов Западного особого военного округа доказательство их изготовки к превентивному удару по немцам. Об этом пишет, например, Борис Шапталов в своей удивительно необъективной книге «Испытание войной».