Очереди короткие, по три-четыре патрона. Из пулемета так не бьют. Если бы из пулемета, его бы срубили одной очередью. Севка на стрельбище видел, как комбат развлекался из «ПК» по мишеням. Три ростовые мишени одной очередью, да от пояса, почти не целясь. И было метров сто до мишеней, а тут, от дороги, Севка успел пробежать куда меньше.
Севка снова споткнулся, перевернулся на спину и посмотрел на немцев. Мотоцикл уже перебрался через канаву и, не торопясь, ехал по полю. Тот немец, что сидел за рулем, что-то выкрикивал и свистел, а второй, в коляске, целился в сторону Севки из автомата «шмайссер», который, как почему-то вспомнил Севка, не был ни автоматом, ни «шмайссером».
«Это они меня ловят, – подумал Севка. – Увидели офицера и решили взять в плен. Для допроса».
Севка попытался ползти на спине, не сводя взгляда с медленно приближающегося мотоцикла, но получалось плохо, руки подламывались, а ноги срывались, поднимая каблуками облачка пыли.
А если встать и повернуться спиной к мотоциклистам, то они непременно в эту спину всадят с десяток пуль. Точно, в этом Севка не сомневался ни минуты. Значит, плен?
Какой, на хрен, плен, если он не солдат этой войны, не комиссар и даже не… Севка попытался вспомнить, как зовут того младшего политрука, форму которого он надел, но в голову лез какой-то Христофор.
Севка видел лица немцев – запыленные рожи светились азартом и предвкушением победы. Такое бывает у болельщиков, когда до финального свистка в футбольном матче осталось еще три минуты, но счет 10:0 и ничего противник уже сделать не сможет, даже если тренер соперника выпустит на поле всю мировую сборную, всех звезд всех времен и народов.
Не было ничего и никого на свете, кроме Севки и двух немцев на мотоцикле. Даже звуки исчезли. Бесшумно трясется мотоцикл на комьях земли и ямах, немец с трудом удерживает руль, он не снял свои очки-консервы, но что-то азартно орет, разевает пасть, и даже ремешок под нижней челюстью ему не мешает.
Второй, в коляске, поднял очки наверх каски, он держит автомат двумя руками, поэтому мотоциклиста сильно подбрасывает, но он все равно стреляет, из ствола вырывается пламя, гильзы летят вверх, крутятся в полете, одна из них задела щеку стрелка, тот поморщился, снова вскинул автомат, но не выстрелил. И даже недовольную гримасу с лица убрать не успел – у него на груди появилась черная точка.
Севка ясно увидел, как между пуговиц на серо-зеленом мундире немца вдруг появилось отверстие. Немец взмахнул руками, выронил оружие, оно повисло на шее на ремне, откинулся назад и запрокинул голову.
Водитель рванул руль в сторону, мотоцикл забуксовал, выбрасывая хвост разрытой земли, развернулся и понесся к дороге, все набирая скорость. Немец в коляске при каждом скачке мотоцикла вскидывал руки, словно удивляясь: ну как это получилось? Как могло выйти, что охота закончилась так нелепо? Меня ведь убили, возмущался мертвый немец, а ведь не должны были, не имели права…
Мотоцикл перебрался через канаву, выехал на дорогу и умчался прочь, поднимая облако пыли.
– Ты там долго лежать собрался?
Севка оглянулся на голос.
До рощицы оставалось всего метров пятьдесят. Возле дерева стоял высокий худощавый военный с винтовкой в руках. Севка встал и медленно побрел к своему спасителю, лихорадочно соображая, что и как сейчас будет говорить, понимая, что вот сейчас впервые придется разговаривать и отвечать на вопросы и сейчас может все закончиться.
Севка поправил фуражку, которую чудом не потерял на бегу и во время своих падений.
– А я смотрю – ты спортом занимаешься, нормативы сдаешь, – сказал военный. – Лихо так изматываешь противника, заставляя его вырабатывать моторесурс боевой техники.
– А… Да. – Севка вытер руки о гимнастерку, спохватился и стряхнул с нее землю. – Да ну их… Двое, с пистолетами-пулеметами…
Военный оказался офицером. В петлицах у него было по три кубика, но что больше всего порадовало Севку, галифе на нем тоже были синие. Из этого следовало, что либо все офицеры носили здесь что попало, либо верх и низ у офицеров был разного цвета вполне законно.
– Старший лейтенант Орлов, Данила, – офицер перехватил винтовку левой рукой, а правую поднес к пилотке.
– Младший политрук… – Севка дернул руку к фуражке, с ужасом понимая, что не помнит ни фамилии, ни имени. – Залесский Всеволод Александрович.
– Будем знакомы, – сказал старший лейтенант, протягивая руку. – Можно просто Данила.