– Через месяц ты будешь способен разглядеть каждую трещину на этой стене. А может и раньше. Каждый привыкает к темноте по-своему. Быстрее или медленнее, но все равно привыкает.
Иван ничего не ответил и только вздохнул, все еще не до конца понимая, реален этот диалог, или всего лишь плод его воспаленного воображения. К тому же, вновь воцарившаяся тишина явно не способствовала оценке окружающей обстановки. Он еще раз вгляделся в темноту, пытаясь увидеть своего собеседника, но вскоре отказался от этой затеи и спросил:
– А днем здесь так же темно?
– Всяко бывает, но темнота только на руку.
– Это почему же?
Невидимый собеседник впервые выдал себя движением, меняя позу. Голос зазвучал глуше, и шел от самого пола.
– Хочу тебе кое-что рассказать. Я просидел в этой дыре не один год, попадая сюда в основном в те времена, когда сменялась власть в этих краях. Скажу, что после революции происходило это достаточно часто. Много разных банд скрывалось в здешних ущельях. Накопив достаточно сил, они свергали советскую власть и, заняв ее место, устанавливали свои порядки, но затем под натиском красных снова уходили в горы.
Это продолжалось до тех пор, пока в райцентре не появился свой достаточно сильный гарнизон. Я, как человек истинно верующий, к любой власти относился без особого почтенья. Не буду объяснять, что за это бывает. Ты и сам знаешь, главное не в этом. Каждый раз, оказавшись на свободе, я понимал что, скорее всего вновь окажусь в яме, и возможно в следующий раз – навсегда.
Тогда и созрел план прокопать подземный ход, благо местность и структуру грунта вокруг я изучил хорошо. Так раз за разом, я приводил свой план в исполнение, пряча отработанный грунт под слоем сухой травы. Вскоре, оказавшись на свободе, я задумался: куда мне, всю свою жизнь прожившему на одном месте, податься? Я понял, что врос душой в эту землю, как врастает корнями дерево. И я остался.
Иногда по ночам выбирался на волю погулять и подышать горным воздухом, но всегда возвращался, дав себе обет, что навсегда покину родные края только в случае, если мне будет грозить смерть. Так прошли долгие годы, годы заточений и свободы. Теперь настал час покинуть эту землю навсегда.
– Для чего ты рассказал мне все это, старик? – спросил Наумов, когда собеседник умолк.
– Твоя родина не здесь – эти края чужие для тебя. Я чувствую, что ты хороший человек, и должен умереть дома, как и я. На рассвете меня не станет, но ты молчи об этом, не привлекай внимания охранников. Они звери и наверняка до следующего утра не займутся тобой. Дождутся, пока не ослабнешь от голода и жажды. Сними мою одежду, переоденься и когда стемнеет – беги. Так, ты спасешь свою жизнь, и у меня появится еще одна заслуга перед всевышним… – голос собеседника заметно слабел.
– Как я смогу найти тайный лаз? – поспешил уточнить Иван.
– Ты найдешь его под моим телом.
После этих слов они долго молчали – старик, скорее всего совсем ослаб, а Наумов более не решался задавать вопросов. Вскоре сквозь щели между досок служивших прикрытием ямы начали пробиваться первые скудные проблески света и из темноты, словно нехотя, выступали очертания окружающей обстановки.
Иван разглядел лежащее неподалеку тело и, подобравшись к нему, попытался безуспешно нащупать пульс. Старик был мертв.
Глава 2
Не считая отсидки в колонии общего режима, еще ни разу он не был пленником – что бы вот так, сидя в сырой и темной яме, ожидать неизвестности. И еще ни разу так долго не находился рядом с мертвецом.
Однажды, в порыве пьяного откровения, сосед по двору, матерый зек, весь синий от татуировок и алкоголя, рассказывал ему о негласных правилах, существующих на зоне; когда даже мысль перешагнуть через специальные линии на полу фабрик и мастерских, могли прийти в голову только безумцу, или самоубийце. Будто незримые стены окружают заключенного, отгораживая от необдуманного поступка. И тогда же, Иван впервые посмотрел голливудский боевик, где при пересечении запретной зоны беглецу отрывало голову заминированным браслетом-ошейником. Тогда ему показалось, что это одно и то же. Но сейчас его обуял другой страх – страх, что больше никогда не увидит привычной, мирной жизни, где люди могли любить, ходить в кино и не думать о смерти.
Что бы он делал сейчас? Может быть и ничего, но теперь Иван осознал, что никогда уже не сможет взглянуть на мир по-другому. Слово «свобода» приобрело смысл. Рядом коченело тело старика, но он боялся прикоснуться к нему, и вообще шевелиться, чтобы не привлекать внимание.