– Не нужно, вы были весьма конкретны. И если я прикажу содрать с вас кожу, то вы не станете причитать и проситься? Молча примете боль и смерть?
– Вряд ли, – вздохнул Костя.
– Что – вряд ли?
– Вряд ли получится без крика, – пояснил Костя. – Молча умереть я, пожалуй, не смогу… Сразу прошу прощения, но орать я буду от всей души. Не вижу причин сдерживаться.
– Теперь я присоединяюсь к предыдущему оратору, – сказал Севка.
Он прислушался к своим чувствам и с удивлением обнаружил, что почти не боится. Совсем не боится. Нет, от мысли, что вот через минуту с него могут начать сдирать кожу, в низу живота начинал тлеть огонек. Такой неприятный холодный огонек. Как в кресле стоматолога. Когда, казалось бы, еще есть возможность отказаться от лечения, просто сказать, что передумал, и выйти из кабинета. Но ты сидишь и смотришь затравленно на блестящую штуковину в руке врача, видишь, как она приближается к тебе, а ты даже зубы сжать не можешь…
А умереть он, выходит, не боялся.
Странно, подумал Севка.
– Значит… – Учитель сделал паузу, эту специфическую учительскую паузу, когда палец скользит по журналу, весь класс замер в ужасе, а преподаватель медленно тянет: «К доске пойдет… пойдет… пойдет…» – Значит, казнь…
– Расстрелять, – неожиданно произнес хриплым голосом дядя Яша.
– Что? – удивился Учитель.
– Расстрелять, – повторил младший урядник. – Я сам…
– А вы умеете производить впечатление даже на опытных людей, – с некоторым уважением в голосе сказал Учитель. – Яков Егорыч – человек бывалый, но даже он… У меня были другие планы на вас, ну да ладно… Как не пойти навстречу уважаемому человеку?
Младший урядник встал с табурета, взял карабин, стоявший в углу.
– Грыша, кликни Фому, да пойдем. Скоро уже солнце…
Дядя Яша все рассчитал правильно.
Они пришли к оврагу точно с восходом солнца.
Грыша что-то бормотал про дальнюю дорогу, что нужно было порешить краснопузых возле хутора, но младший урядник молча шел, потом, возле оврага, остановился, заглянул вниз, придерживая фуражку, и сказал лейтенантам, что они в чистый овраг лягут, аккуратно.
Севка хотел что-то съязвить, но в горле почему-то пересохло.
Грыша и Фома, не дожидаясь команды, щелкнули затворами и прицелились, но дядя Яша приказал отставить, скрутил из газеты самокрутку и отошел покурить.
– Сами перекурить не хотите? – спросил он через плечо после первой затяжки.
– Нет, – ответил Севка. – Я здоровье берегу.
Так себе шутка получилась. Но хоть такая.
Солнце поднялось выше, тени стали чуть короче. В небе переливчато надрывалась какая-то птаха. Теплый ветерок принес запах полыни. Прилетела откуда-то белая бабочка и села на ствол карабина Грыши. Как в кино, подумал Севка.
Грыша выругался и тряхнул оружием. Бабочка улетела.
С запада послышался звук авиамоторов. Севка оглянулся – тройка советских бомбардировщиков, кажется, «СБ» летела навстречу солнцу. По-видимому, самолеты возвращались с ночной бомбардировки. Или кто-то решил, что звено сможет проскочить ранним утром, пока немцы спят.
Но немцы не спали.
Пара «мессеров» вывалилась откуда-то из-за облаков, спикировала. Звук пушек был совершенно несерьезным, еле слышный треск, но идущий справа бомбардировщик резко клюнул, завалился на крыло и скользнул книзу, как лист с дерева. И так же закрутился перед ударом о землю.
«Мессеры» набрали высоту и снова спикировали.
Пулеметы бомбардировщиков стреляли, но без видимого результата. Снова ударили пушки «мессеров».
– Ладно, – сказал дядя Яша и бросил окурок на землю. – Чего тянуть…
Рвануло. Раз и еще раз.
Севка повернул голову на звук – черные дымные столбы поднимались к небу на месте падения двух бомбардировщиков. Третий «СБ» все еще летел, хотя за левым двигателем тянулся шлейф дыма.
– Дядя Яша, – сказал Грыша. – Учитель про форму говорил…
– Обойдется, – отрезал младший урядник. – Что ему, формы мало?
– Так та вся в крови. И дырки. А тут – целая пока. Он и велел, когда мы выходили – пусть снимут, сказал, чтобы целое. А они, мол, голыми пришли, голыми и уйдут.
Севка хмыкнул, вспомнив, как почти ровно год назад действительно пришел в этот мир, в это время, голым. Совершенно неуместная улыбка снова попыталась растянуть ему пересохшие губы. Не хватало только заржать.
– Готовсь! – приказал младший урядник.
– Как знаешь, дядя Яша, только разозлится он…
– Целься!
Карабин снова глянул Севке в лицо.
В голову будет стрелять, чтобы форму не повредить, мелькнула мысль. В голову.
Перед смертью, говорят, перед глазами проносится вся жизнь, подумал Севка. Врут, сволочи. Ничего перед глазами не проносится, только Грышина рожа маячит. Закрыть глаза?