Другое дело - партия. Уж коли человеку случалось побывать на высоких партийных постах, он оставался в рядах партноменклатуры и после снятия - по крайней мере, если не был исключен из партии. Игнатьев к июню 1953 года уже не являлся ни секретарем, ни членом ЦК - однако из партии не исключен, и его арест все же следовало согласовать с Президиумом. Кстати, вопросами кадровой работы также ведал ЦК, а не Совмин. Помните - «кадры и пропаганда»? Так что, если говорить о реальном заседании, это могло быть только заседание Президиума ЦК, а если о придуманном Хрущевым - то совершенно все равно, какое. Более того, когда Никита Сергеевич диктовал свои мемуары, именно Президиум ЦК КПСС как фактически, так и в народном сознании являлся высшим органом Советского Союза.
Ну, и в чем тут дело? Какая разница, что это было за заседание? А ведь, наверное, разница есть, коль скоро это так важно для Хрущева. Давайте еще раз вспомним его рассказ (цит. 1.1.):
«...Мы условились, как я говорил, что соберется заседание Президиума Совета Министров, но пригласили туда всех членов Президиума ЦК. Маленков должен был открыть не заседание Президиума Совета Министров, а заседание Президиума ЦК партии...
...Когда Маленков открыл заседание, он сразу поставил вопрос:
- Давайте обсудим партийные вопросы. Есть такие вопросы, которые необходимо обсудить немедленно.
Все согласились...»
Вот и ответ! Главным различием между Президиумами Совмина и ЦК, кроме состава, была личность председателя. Как видим, Хрущев и прочие его сторонники изо всех сил стараются представить дело так, словно бы на этом заседании председательствовал Маленков. Зачем Хрущеву понадобилась эта ложь - в принципе, понятно. Представьте себе, что этот фрагмент воспоминаний начинался бы так: «Я открыл заседание и сразу поставил вопрос...».
Ты поставил? А кто ты, собственно, такой, родное сердце? По советской конституции - основному закону СССР - ты никто и звать тебя никак, и вообще государственно значимых решений принимать не имеешь права. Впоследствии Хрущев усиленно старался всех убедить, что именно Политбюро планировало и направляло репрессии, а стало быть, если не по писаным, то хотя бы по неписаным законам СССР имело право принимать решения об аресте - и вполне в этом успел. Но то в Союзе - а его мемуары предназначались, в первую очередь, для публикации за рубежом. Там внимательно отслеживали перемены в СССР и не могли не знать, что после войны роль партии неуклонно снижалась, в то время как повышалась роль государства. И произнеси Никита Сергеевич эту фразу, она мгновенно обросла бы километрами комментариев о том, что Хрущев возродил в СССР диктатуру партии. Оно ему надо? А коль скоро председатель Совета Министров входит в их компанию и даже как бы вроде их действиями руководит, сделанное если и не становится законным, то все же приобретает некий оттенок легитимности.
На самом же деле Маленков не мог вести это заседание - ни реальное, ни вымышленное. Реальное - потому что он был руководителем государства, а не партии. После назначения на пост председателя Совета Министров он отказался от должности партийного секретаря и теперь являлся просто членом Президиума ЦК, без каких либо особых полномочий. Так что открывать это заседание, вести его и председательствовать на нем должен был совсем другой человек, и все мы знаем этого человека. Это тот единственный из присутствующих, кто не имел государственных постов, а лишь пост секретаря ЦК - Никита Сергеевич Хрущев.
Но и придуманное заговорщиками «расширенное заседание» он тоже вести не мог. По очень простой причине: Маленков не имел отношения к заговору. (То, что он примкнул к нему потом - это уже совсем другая история.) Помните, Серго Берия рассказывал, как Ванников позвонил Маленкову, а у того не отвечал телефон? Но такого не может быть, потому что не может быть никогда, ибо снимает трубку не сам Маленков, а кто-либо из его секретариата. (Если даже Ванников звонил по «вертушке», то, не получив ответа, он бы позвонил в секретариат и поинтересовался, где Маленков.) Если телефон не отвечал, значит, он был выключен. А если у главы государства выключен телефон... надеюсь, понятно, что это означает?
Серго Берия относился к Маленкову без малейшей симпатии, считая, что тот предал его отца. Даже так: был другом дома и предал. Так что отмазывать его от участия в заговоре, придумывая молчащий телефон, ему нет никакого резона. Да и не придал он особого значения тому факту, что Ванников не смог дозвониться главе государства.