Более такое не повторится. Термин «мировая деревня» был изобретен Маршаллом Маклюэном именно в 60-е годы. Сознание того, что земной шар мал — своего рода усыхание глобуса, — уже не будет столь поразительным. Мы уже не испытаем волнения, увидев первые фотоснимки Луны, услышав первые репортажи из космоса: ведь в нынешнем мире ежедневно возможны новые открытия... Если и появится когда-нибудь поколение, подобное молодежи 1968 года, то все созданные им общественные движения будут иметь веб-сайты, тщательно контролируемые силами правопорядка, в то время как их участники будут переписываться по электронной почте по поводу их модернизации. Несомненно, будут применяться новые технические средства. Но теперь даже сама идея новых изобретений стала банальной.
Я родился в 1948 году и принадлежу к поколению, которое ненавидело войну во Вьетнаме и протестовало против нее. Наше представление о власти сложилось из воспоминаний о слезоточивом газе, имевшем вкус перца, и о тактике полицейских — они медленно окружают, заходя, как бы случайно, с флангов, прежде чем двинуться, выставив приклады вперед, и начать убивать. Я говорю о своих предубеждениях именно сейчас, в начале, потому, что даже теперь, три десятилетия спустя, пытаться объективно оценить события 1968 года было бы нечестно. Читая «Нью-Йорк Таймс», «Тайм», «Лайф», «Плейбой», «Монд», «Фигаро», польские ежедневные и еженедельные издания и некоторые мексиканские газеты 1968 года — часть из них претендовала на объективность, часть формулировала свои позиции, — я убедился, что быть честным можно, но подлинно объективным — нет. Американская пресса 1968 года со всей ее объективностью была на самом деле весьма пристрастна, хотя и не отдавала себе в этом отчета.
«Venceremos!»
Плакат мексиканского студенческого движения. Изображен знак мира Эс-ди-эс и лозунг кубинца Че Гевары «Мы победим!»
Работа над этой книгой напомнила мне о том, что тогда люди высказывали свое мнение и не боялись кого-либо задеть этим — и о том, что за время, прошедшее с тех пор, многие истины были прочно забыты.
Часть I
ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ
Глава 1
ПЕРВАЯ НЕДЕЛЯ
1968 год начался как положено — с утра понедельника. То был високосный год. Заголовок первой полосы «Нью-Йорк Таймс» гласил: «Мир прощается с кровавым годом; на города падает снег».
Во Вьетнаме начало 1968 года было тихим. Папа Павел IV объявил 1 января Днем мира. При этом он стремился еще на сутки продлить перемирие, объявленное войсками Южного Вьетнама и их союзниками американцами на двадцать четыре часа. Народно-освободительная армия в Южном Вьетнаме — дружественная Северному Вьетнаму сила, которая вела партизанскую войну и была всем известна как Вьетконг, — объявила о прекращении огня в течение семидесяти двух часов. В Сайгоне южновьетнамское правительство заставило владельцев магазинов вывесить плакаты, гласящие, что «1968 год увидит победу сил союзников».
Когда на территории Южного Вьетнама в дельте Меконга пробило полночь, церковные колокола в городе Мито зазвонили в честь Нового года. Через десять минут, когда колокола еще звонили, соединение вьетконговцев появилось на краю рисового поля и застало врасплох южновьетнамский Второй батальон морских пехотинцев, девятнадцать моряков было убито, еще семнадцать — ранено.
В передовице газеты «Нью-Йорк Таймс» говорилось, что, хотя возобновление огня расстроило надежды на мир, еще одним шансом осуществить их станет прекращение огня в феврале в связи с Тет — вьетнамским праздником Нового года.
«L'année 1968, je la salue avec sérénité», — произнес в новогодний вечер Шарль де Голль — президент Франции, высокий, царственного вида старец семидесяти восьми лет. («Я со спокойным сердцем ожидаю наступления 1968 года».) В тот момент он находился в своем украшенном дворце, откуда правил страной с 1958 года. Для того, чтобы сделать президента Франции фигурой, облеченной наибольшими полномочиями среди глав всех западных демократий, он переписал конституцию. Прошло три года его второго президентского семилетнего срока, и, озирая политический горизонт, он различал на нем некоторые проблемы. Обращаясь к народу Франции из позолоченной дворцовой комнаты (его речь передавали по двум программам: государство во Франции контролировало только два телеканала), он заявил, что вскоре другие нации обратятся к нему и тогда он установит мир не только во Вьетнаме, но и на Ближнем Востоке. «Следовательно, — говорил де Голль, — все указывает на то, что мы сможем внести наиболее эффективный вклад в решение международных проблем». В последние годы он взял привычку называть себя «мы».