Напротив Сорбонны, у открытого главного входа, стояли жандармы. Оружие было у них на ремне, а не в руках, на голове — снова пилотки, а не каски. Студенты, которых они преследовали накануне, сегодня пытались убедить жандармов в правоте нового популярного лозунга: «Хватит действовать, давайте поговорим».
— Вас обманывают так же, как и нас.
— Мы обязаны подчиняться, — сказал жандарм
— Вы что, не можете протестовать!? Это же ваше право!
— Нас вызвали подавлять беспорядки…
— Или такая работа, или безработица? Так ведь?
— Конечно!
— Буржуазия посылает вас драться, а потом в прессе обвиняет во всем именно вас. Вы же сами это видите…
— Да уж, нам досталось от Помпиду!
— У вас же тоже есть профсоюзы!
Дискуссии продолжались и на площади перед университетом. Возле стенда с надписью «Демократическое женское движение» девушка обращалась к толпе зевак, стоя на ящике, как в лондонском Гайд-парке:
— Нам нужна единая мораль для девушек и юношей! Мы требуем равных шансов!
— Школы должны быть смешанными! — выкрикнул тощий молодой человек.
— Дело не только в этом, — возразила активистка. — Мы хотим равноправия во всех областях!
— Уже десять лет как моя мама имеет право работать без письменного разрешения отца, — сказала девушка в ситцевом платье.
— Этого недостаточно! Нас избивают так же, как и ребят, мы вместе с ними работаем в комитетах, тогда почему нас никогда не приглашают выступать от имени студентов? Ни на радио, ни на телевидение, ни в парламент, вообще никуда!
— Это точно. Сейчас именно мужчины ведут переговоры за спиной трудящихся, — сказала Теодора, — хозяева договариваются с парнями из Конфедерации и с парнями из правительства!
Тео не стала задерживаться возле феминистского стенда, она беспокоилась о пропавшем Порталье.
Наверняка его арестовали. Она оставила подруг спорить дальше и по лестнице Б поднялась на второй этаж. Родриго вместе с комиссией как раз составлял обращение к захватчикам Сорбонны.
— Ты вовремя, — сказал он Тео и показал черновик листовки.
Товарищи!
Множество помещений Сорбонны находится в антисанитарном состоянии.
Многие студенты не соблюдают элементарных правил гигиены.
Товарищи, без всякого сомнения, грязь, недостаток гигиены и их последствия — это средства, которыми голлистская власть хочет воспользоваться, чтобы отнять Сорбонну у студентов…
— Неплохо, — сказала Тео.
— Потом нужно будет объяснить, каково политическое значение гигиены.
— Пусть каждая группа предложит свой вариант, — сказал толстощекий парень в голубой рубашке. — И надо помочь нашим товарищам, отвечающим за уборку…
Пока комиссия обсуждала, как лучше объяснить студентам всю важность этой борьбы, учитывая, что из подвала полчищами повалили крысы, Тео отвела Родриго в сторону:
— О Ролане все еще ничего не известно…
— Ничего не удается выяснить, Тео.
— А у него дома?
— Ты ж знаешь, он туда и носа не показывает.
— Если бы с ним что-то случилось, полиция предупредила бы родных…
— Ты знаешь его предков?
— Так, мельком видела. Они меня как-то раз выставили на улицу вместе с Роланом.
— He волнуйся. Если бы он погиб, поднялся бы шум.
— Родриго! Вместо того чтобы успокоить, ты меня еще сильнее пугаешь!
Понедельник, 27 мая 1968 года
Играл аккордеон, и Бийянкур был полон надежд
В Бийянкуре рабочие не утратили решимости. Они спали между станками, играли в настольный теннис во дворе, выживая благодаря постоянной помощи солидарного населения. Те, кто охранял здание изнутри, почти всю ночь слушали радио, завернувшись в одеяла. Они прекрасно поняли, в каком духе проходят переговоры с правительством и хозяевами. «На улице Гренель, — говорили они, — дело застопорилось». Их собственные требования были ясны и все уместились на плакате, который висел на площади Жюля Геда. Достаточно было владеть грамотой и ответить да или нет:
Наши основные требования:
— в ближайшее время переход на 40-часовую неделю, без снижения зарплаты;
— минимальная зарплата — 1000 франков;
— выход на пенсию в 60 лет, для женщин — в 55;
— дополнительная, пятая, оплачиваемая неделя отпуска для молодежи;
— свободу профсоюзам.