— Пользуясь случаем, просвети нас, — сказал Порталье, обжигая губы дымящимся шоколадом.
— Да, как там в армии? — спросила Тео, стащив у Корбьера сигарету «Голуаз».
И тот принялся рассказывать. Авиабаза в Эвре располагалась в ангарах, оставшихся после американцев. Уезжая, они забрали с собой почти все, даже электропроводку.
— Полная фигня, — рассказывал Корбьер, — они-то могли сажать свои самолеты в темноте, прямо как в комиксах про Бака Дэнни[47], а у нас нет таких средств, так что приходится залезать на плоские крыши аэропорта и стрелять сигнальными ракетами, чтобы «норд-атласы» над Таверни могли выбрать правильный курс.
— И много у вас самолетов? — спросил Марко, как будто разрабатывал план нападения.
— Шесть или семь, DC6[48], «брегеты», им уже запрещено летать, но офицеры их любят, потому что у них по два моста.
— Ну и что?
— Они летают в Джибути[49] и засовывают в полость между двумя мостами кучу беспошлинных товаров: камер, фотоаппаратов, выпивки. Таможенники не имеют права проверять военные самолеты, так что летчики все перепродают, а деньги кладут себе в карман.
— Если бы у нас была газета, надо было бы об этом написать! — сказал Порталье.
— Вот спасибо! — сказал Корбьер. — А под трибунал потом кто пойдет?
— Ты преувеличиваешь, — отозвалась Тео.
— Вовсе нет! Они сейчас и так все на нервах, а я там как белая ворона.
Он продолжил рассказ, сильно сгущая краски. Призывники? Все тупицы, недоумки. Кидаются подушками в общей спальне, напялив боевые каски. Никакой политической сознательности. В столовой, ее еще очень правильно называют «кухней для низшего состава», они набрасываются на хлеб, хватая по шесть-семь кусков, которые потом даже не съедают. Идя в туалет, лучше запастись каким-нибудь инструментом, потому что все ручки давно сперли. Унтер-офицеры? Свиньи. Как-то раз за смех в строю Корбьера отправили в наряд в их столовую. Они там льют вино мимо стаканов и гасят окурки о куски пирога.
— И мне придется туда возвращаться, — сокрушенно вздохнул он.
— Когда у тебя поезд?
— В шесть с чем-то.
— Хочешь, мы тебя проводим? — предложила Тео.
Друзья отправились на метро к Корбьеру домой на улицу Лорда Байрона, где у него была однокомнатная квартирка прямо над квартирой родителей. Он переоделся в форму, разворчался из-за того, что гости принялись играть с его пилоткой, потом набил рюкзак консервными банками с паштетом из рыбьей и свиной печенки, бескорковым хлебом для гренков и пакетиками растворимого кофе: «Спиртовка у меня есть, так что жратва обеспечена».
Марко оставил их на вокзале Сен-Лазар и побежал узнать, что творится на Бирже труда, где делегаты рабочих и студенческих профсоюзов договаривались о завтрашней демонстрации. Устроители возвещали: «Сталинисты присоединились к нам уже в пути, посмотрим, какими они будут попутчиками». Когда поезд отправился в сторону Эвре, Порталье и Тео остались одни в зале ожидания.
— Надо же, это тот самый поезд, на котором я езжу в Трувиль на каникулы, — улыбнулся Порталье. — Не хотел бы я оказаться на месте Корбьера.
— Тебе удалось откосить от армии?
— Я позаботился об отсрочке.
— Ты сейчас домой?
— Даже показываться там не хочу.
— Твои будут беспокоиться.
— Тем лучше!
— Где будешь ночевать?
— Не знаю, — ответил он и посмотрел на нее взглядом побитой собаки.
— Ну, если хочешь… в общем… могу предложить тебе диван…
Теодора с тех самых пор, когда ее родители погибли в автокатастрофе, жила у бабушки, на улочке за площадью Вилье. Бабушка не слишком присматривала за внучкой: старушка ничего не понимала, была глуховата и, как наседка, ложилась спать, едва заходило солнце. Порталье согласился. Друзья бок о бок направились по Римской улице, на площади Европы Тео взяла Порталье под руку: «Брр… Черт, холодновато для мая!»
Бабушка сидела в гостиной перед телевизором, где Фернан Рено кривлялся в каком-то черно-белом фильме, и вязала. Звук был включен на полную мощность. Тео увлекла Порталье по коридору, где он едва не уронил накрытый салфеточкой столик на кривых ножках. Тео прокричала:
— Бабуля, это я, я устала, пойду приму ванну и лягу спать.
— Что?
— Пойду спать, ты не беспокойся.
— Ты уже ужинала?
— Если захочу есть, возьму сама. Спокойной ночи!
У Тео была типичная комната юной девушки: розовые шторы и покрывало с рюшечками, стол, как у школьницы, заваленный тетрадками и книгами, несуразного вида неудобный диванчик, скрытый под кучей подушек, на которых восседала тряпичная кукла. Порталье бросил куртку на стул, а Тео вертелась перед зеркалом, принимая разные позы: