— Ты уходишь?
— Как видишь.
— Мы же еще не обедали!
— Обедай без меня, у нас экстренное заседание.
Он глубоко вздохнул, чтобы вернуть себе свое легендарное самообладание, и сразу же ушел. Беспечная мадам Жюрио закрыла за ним задвижку входной двери, потом вернулась и уселась на диван из мягкой кожи. Решено — она весь день просидит в халате. Раз депутат отправился к своим товарищам, это до вечера. Мадам Жюрио подумала, что неплохо бы еще раз побывать в Сорбонне, студенты привлекали ее гораздо больше, чем муж, но ей стало лень. Она налила себе чистого шотландского виски.
В то время как мадам Жюрио размышляла о выходных и собственной личной жизни, не зная, чем заполнить ни то, ни другое, ее муж-депутат подъезжал к дому номер 5 по улице Сольферино. То было трехэтажное здание времен Второй империи с балконами из кованого железа и двумя камерами видеонаблюдения над входом. После Освобождения де Голль разместил там свою партию, «Объединение французского народа», потом здание перешло к Службе гражданского действия, которая следила за порядком во время демонстраций, помогала полиции и участвовала в секретных операциях на грани законности и пристойности. С 8 мая, то есть со времени своего основания, здесь же располагались и комитеты защиты Республики, возникшие во время беспорядков и призванные поддерживать голлистов и их власть. Идея принадлежала Жаку Фоккару, советнику де Голля, к которому тот всегда прислушивался. Фоккар посылал указания, не выходя из Елисейского дворца.
Все голлисты хорошо знали Жюрио, который вступил в партию одним из первых. Изнутри окна были защищены металлическими решетками, снаружи — бронированными ставнями. Люди из боевых отрядов свалили здесь в кучу дубинки, каски, гранаты со слезоточивым газом. Во время волнений они кружили по Латинскому кварталу и собирали студентов в свою поддельную машину «скорой помощи», чтобы обработать их здесь, в подвале, «где все сами признаются во всех грехах», стараясь как можно сильнее запугать своих жертв, прежде чем передать полиции. Жюрио был не в большом восторге от этого сброда, собранного Бог знает где: ветеранов Индокитая, полицейских активистов, рьяных экстремистов. Среди них была даже банда венгров, смертельно ненавидевших коммунизм. Как только порядок восстановится, мы от них избавимся, пообещали Жюрио товарищи, в этот славный день комитеты защиты Республики превратятся в респектабельную организацию. В вестибюле за столом консьержа сидел франкистский легионер, сражавшийся за нацистов в Синем дивизионе, и разгадывал головоломку.
— Господин Тевенон ждет вас в типографии, — сказал он на своем испанизированном французском.
Жюрио нашел Тевенона на втором этаже, тот перечитывал только что напечатанную листовку, пахнущую свежей краской.
— Прочти-ка, Жюрио! Нам надо собрать вместе всех сочувствующих и не определившихся, сейчас самое время.
— И противостоять анархии. Мы ведь для этого собрались, так ведь? Погоди, я прочту.
Тревога!
Французы!
Франции угрожает заговор. Кучка людей пытается навязать вам свои законы. Сегодня каждый должен исполнить свой долг. Каждый из вас, мужчина вы или женщина, молоды вы или нет, должен попытаться сделать так, чтобы в его окружении возобладал голос разума. Каждый должен быть готов встать на защиту самого ценного, что у него есть, — свободы.
Мы готовы помочь вам. Выразите свою волю. Вступайте в комитеты защиты Республики.
Постоянный секретариат Улица Сольферино, 5 Париж, 7-й округ
— Значит, стоит де Голлю отвернуться, и начинается полный бардак! Господа, веселье окончено.
Голос генерала звучал гневно. Де Голль машинально качал ногой под столом в стиле Людовика XV, пытаясь преодолеть нервозность и сдержать ярость. Премьер-министр сидел напротив, казалось, его кто-то вдавил в низкое кресло, а за ним на стульях из золоченого дерева в стиле ампир министры внутренних дел, информации и обороны пытались слиться с огромным гобеленом, на котором была изображена сцена из Дон-Кихота. Вызвали и полицейского префекта, который должен был высказать соображения технического порядка. Де Голль повернулся к степенному Кристиану Фуше:
— Господин министр внутренних дел, нет ли у вас новостей, которые мне еще неизвестны?