И он показал привезенную из Латинского квартала смятую листовку, лежавшую у него в кармане:
Будущий призывник или студент, получивший отсрочку!
Подчиняться конституции — не значит ли это предавать Революцию? Наши подрывные действия внутри армии зачастую оказываются неэффективны. Если ты собираешься отказаться от службы в армии, приходи к нам в Сенсье, комната 314, ежедневно с 20 до 22 часов.
— Нам уже по фигу, — сказал Боке, покачав головой.
— А что, если нам устроить «забастовку усердия»?
— предложил Корбьер. — Так мы задержим отправление парашютистов и жандармов. Это-то мы можем сделать…
Бюро культурных акций Сорбонны сообщало в рукописном объявлении, что в двадцать два часа в главной поточной аудитории университета выступит Жан-Поль Сартр. В Париже в тот день не было других зрелищ, так что поклонники писателя и просто любопытствующие присоединились к студентам и с вечера в шумном беспорядке стали набиваться в заполненную сигаретным дымом аудиторию. Службе охраны едва удавалось усадить столько народу, но никого не затоптали, не поранили и не задавили, несмотря на присутствие наводящих ужас охранников-«катанге»[73], опасной команды, которой Оккупационный комитет платил по 180 франков в день за обеспечение порядка и безопасности университета. Это было сборище парней в черных куртках и безработных с накачанными мускулами. Их главарем был большой выдумщик по имени Люлю, который врал, будто родился в Шанхае, и выдавал себя за бывшего торговца оружием, побывавшего на двадцати войнах, от Конго до Йемена. Его бросающееся в глаза и агрессивно настроенное войско облачилось в полосатые брюки, рединготы, фригийские колпаки или каски отрядов республиканской безопасности, причем все эти вещи были подобраны на улице или прихвачены в «Одеоне». Еще у них были дубинки, топорики, велосипедные цепи и даже канистра с бензином, которую таскал за собой верзила-итальянец, прозванный Поджигателем.
Команда из Нантера снова сплотилась вокруг Родриго. Не хватало только Марианны, она теперь ходила только к своим маоистам. Тео уселась на колени к статуе Блеза Паскаля, Марко и Порталье облокотились на постамент. Было жарко, пахло пылью, потом, табаком. Оратора на трибуне дружно освистали. Его спас приезд Сартра. Под свистки философ в тесном сером костюме и темной рубашке пересек зал. Его обступили, понесли, ослепили фотовспышками, подняли на сцену и усадили между коренастым бородачом и хорошенькой блондин кой. Руки у философа дрожали, он выглядел взволнованным среди множества микрофонов и толпы фотографов. Сартр начал:
— Думаю, вам уже давно надоели лекции. Мне тоже. Я жду ваших вопросов.
Их пришлось ловить на лету среди множества выкриков, несшихся отовсюду:
— Вы хороший писатель, но никудышный политик!
— Я пришел сюда в качестве интеллектуала.
— Как вы относитесь к Кон-Бендиту?
— Он ведет движение протеста в нужном направлении, пусть его и придерживается.
Постепенно Сартру с его надсадным, резким голосом удалось склонить аудиторию на свою сторону.
— Что вы думаете о поведении Всеобщей конфедерации труда?
— Она лишь следует за вами. Все началось с университета, с вас. Конфедерация присоединилась к движению, чтобы взять его под контроль.
— Как полиция?
— Конфедерация не хотела допустить, чтобы возникла эта первобытная демократия, созданная вами. Она вызывает раздражение у всех институтов власти. Конфедерация — тоже институт власти.
— Что вы думаете о том обществе, которое создается здесь?
— Сейчас складывается новое представление об обществе, основанном на полной демократии, союз социализма и свободы.
— А как же диктатура пролетариата?
— Часто это означает диктатуру, подавляющую пролетариат.
— А как насчет закосневших левых?
— Я не причисляю клевым ни партию Ги Молле, ни миттерановскую Федерацию!
Сартр в течение полутора часов отвечал на вопросы и похвалил публику за самодисциплину. В тот же день «Нувель обсерватер» опубликовала его беседу с Кон-Бендитом, который объяснял, что условия, необходимые для революции, еще не сложились, студенты никогда не возьмут власть, и речь идет о том, чтобы научиться жить по-своему в обществе взрослых. В это самое время Кон-Бендит пересекал границу в Форбахе, в машине с шофером, нанятой журналом «Пари-Матч». Из-за забастовки выразитель студенческих чаяний не смог вылететь из Орли, а потому принял предложение «Пари-Матч» в обмен на свои фотографии. Он должен был пробраться в Германию к пригласившим его коллегам. Пребывание Кон-Бендита в Берлине оплачивал журнал «Шпигель».