— Я очень тронут, — сказал де Голль. — Спасибо, вы свободны.
И Помпиду задумался, что имел в виду генерал, когда сказал «вы свободны».
В приземистых строениях авиабазы в Эвре витал стойкий запах солнцезащитного крема. Отныне армия заменяла бастующие внутренние авиалинии, обеспечивая воздушное сообщение между Парижем и Ниццей. Так что теперь Корбьер имел право все время носить парадную форму номер один, которая считалась самой элегантной, поскольку была сшита из более тонкой ткани. Сейчас он вместе со своим другом, солдатом второго класса Боке, слушал последние новости по радио, которое стояло рядом с телетайпом. Представитель Всеобщей конфедерации труда давал интервью и высказывал свое мнение о деле Кон-Бендита, соглашаясь с правительством. Это не удивляло, но злило обоих солдат.
— Никогда и нигде в мире трудящиеся не побеждали под черным флагом. Доверять подобным лидерам значит рыть могилу рабочему движению…
— Вот увидишь, они все окажутся против нас.
— Демонстрации в защиту Кон-Бендита не ведут ни к чему, кроме раскола, разброда, провокаций…
— Что здесь происходит? — спросил незаметно вошедший аджюдан[75].
— Студенты вышли на демонстрацию, потому что правительство отказало Кон-Бендиту во въезде в страну.
— А, этому уроду! Надо было еще раньше его выставить.
— Видите ли, господин аджюдан…
— Корбьер, вы ходили сегодня в парикмахерскую?
— Там закрыто. Сегодня Вознесение.
— Тогда пойдете завтра утром.
Волосы у Корбьера на затылке и правда уже спадали на шею. Он не успел ничего ответить аджюдану, прозванному Пивным Мешком за красную рожу и долгие с самого утра посиделки в столовой для младшего командного состава. Телетайп застрекотал, выстукивая депешу. Солдат Боке жестом профессионала оторвал пришедшее сообщение и стал читать вслух:
— На борту военного самолета DC6, следующего из Ниццы в Эвре, находятся г-н Ф. Анри и мадмуазель С. Мартин, несовершеннолетние, сбежавшие из дома и разыскиваемые службой по делам несовершеннолетних полиции Ниццы тчк. Просим принять указанных лиц и задержать на авиабазе до приезда предупрежденных нами родителей.
— Это пришло из Ниццы? — спросил аджюдан.
— Да, от командующего жандармерией аэропорта.
— Дайте сюда, пойду предупрежу жандармов.
— Хорошая мысль, — сказал Корбьер и рискнул показать кукиш повернувшемуся спиной аджюдану.
— Мало того, что угодили в военные, — вздохнул Боке, — а теперь еще и с легавыми связались.
— Куда деваться…
«Забастовка усердия» друзьям вполне удалась, они задержали парашютистов на пару дней под предлогом недостающих формуляров и неправильных печатей. Интересно, нажаловался ли на них курсант из офицерского училища, которого они поселили не на офицерской квартире? Корбьер отправил его в здание 147, в семи километрах от летного поля. На следующий день бедняге пришлось встать еще до рассвета и добираться пешком, чтобы вовремя сесть на самолет. К этому и свелась революционная борьба двух солдат.
— Смотри, Папаша Жюльет приземлился, — сказал Боке.
Таково было условное обозначение самолета, прилетевшего из Ниццы. Срочники в полевой форме подкатили трап к площадке перед ангарами. Стюардесса провела вереницу людей в гражданском мимо ангаров и взлетно-посадочных полос. Юных беглецов двое жандармов увели на свой пост. Было слышно, как внутри здания бригадир кричит в трубку, что у него украли велосипедное седло. Миниатюрная шведская танцовщица, едва выйдя из самолета, принялась танцевать на траве. Другие пассажиры вошли в помещение командного пункта, на скорую руку переоборудованное в зал ожидания.
— Не беспокойтесь, мадам, — сказал Корбьер, — ваш багаж последует за вами.
— И что бы мы делали без военно-воздушных сил! — восклицал пожилой господин, увешанный наградами.
— Это элита нашей армии, — сказал другой.
— У вас не найдется аппарата для подогрева бутылочки?
— Нет, мадам, — сокрушенно ответил Корбьер, — в армии для младенцев ничего не предусмотрено.
Потом он отвел всю компанию к начальству, которое должно было обеспечить доставку гражданских лиц в Париж. Возвращаясь на пост, он столкнулся с двумя ребятами из отрядов быстрого реагирования в полном боевом обмундировании.